Про наши гаджеты. Понятные инструкции для всех

Значение слова интеграция в словаре аналитической психологии. Интеграция. это интересно: психологический словарь:. защита психологическая - каталепсия

В самом начале статьи «Методы интеграции психологического знания», на которую нам неоднократно придется ссылаться в настоящем тексте, А.В. Юревич (Юревич , 2005) пишет о призраке интегративной психологии, бродящем по психологической науке. Действительно, появился и соответствующий манифест, а, как хорошо известно, в добром манифесте всегда найдется место призраку – и не только в эпиграфе. Хочется надеяться, что призрак интеграции по меньшей мере такой же добрый как и его мультяшный собрат Каспер. И намерения у него благие (и ничего разрушать он, кстати, не собирается не только «до основания», но и в принципе). Впрочем, нам кажется, что этот призрак не что иное как материализация всегдашней психологической мечты о целостности или, если угодно, «тоски по целостности». Об этом писал в своей «Автобиографии» Джером Брунер: «Я надеялся, что психология сохранит целостность и не превратится в набор несообщающихся поддисциплин. Но она превратилась. Я надеялся, что она найдет способ навести мосты между науками и искусствами. Но она не нашла» (Цит. по Зинченко , 2003, с. 117–118). Каждое новое поколение психологов приходит в науку с детской мечтой перестроить эту прекрасную науку с тем, чтобы психологи достигли хотя бы взаимопонимания. Но они не находят. И не остужают энтузиазма адептов целостности предостережения методологических плюралистов, полагающих что не надо никакой интеграции…. Впрочем, достаточно шуток, обратимся к собственно интеграции 20 .

Интеграция, как сообщает словарь иностранных слов, происходит от латинского integratio (восстановление, восполнение) и означает «объединение в целое каких-либо частей, элементов». Представляется, что для психологии это глубоко символично, т. к. в конечном счете интеграция имеет своей целью восстановление изначальной целостности психического 21 . В целостности психики никто и никогда серьезно не сомневался, просто она – эта целостность – и ее устройство представлялись разным психологам существенно по-разному.

Как хорошо известно, научная психология была конституирована во второй половине XIX столетия Вильгельмом Вундтом. В. Вундт обосновал физиологическую психологию как эмпирическую дисциплину, использующую метод эксперимента, что отвечало формальным требованиям «двойной программы» Канта (см. об этом Мазилов , 1998). Элементаризм научной психологии определялся именно кантовской критикой – Вундт создавал свою систему физиологической психологии, пытаясь устранить недостатки психологии, зафиксированные в основных положениях кантовской критики. Кантовские положения, напомним, частично пытались учесть предшественники Вундта (например, И. Гербарт, использовавший математику, но полагавший, что психология «не смеет экспериментировать»). Полностью кантовскую «двойную программу» осуществил создатель научной психологии Вильгельм Вундт. Нам важно отметить, что научная психология мыслилась Вундтом как позитивистская наука: ему представлялось, что как только будут выполнены требования (исследовать факты), законы психологии «откроются», а психология превратится в столь же достойную науку как химия (напомним, она служила идеалом научности, именно по ее образцу немецкий ученый строил психологию). Вундтовская концепция стала образцом психологии атомистической и элементаристской, атомизм и элементаризм критиковались представителями многих направлений в последующей психологии. Это настолько хорошо известно, что стало «общим местом». Куда менее известно другое: Вундт вовсе не был (как это часто представляют) противником целостности. Приведем небольшую цитату из работы самого Вундта: «Какой бы процесс среди тех, которые мы называем «психическими соединениями» в широком смысле слова, или – так как все душевные процессы сложны, т.е. являются соединениями - какое бы психическое явление вообще мы не взяли, всюду и всегда мы натолкнемся на следующую яркую, характерную черту: продукт, возникший из определенного числа элементов, представляет собою нечто большее, чем простую сумму этих элементов; нечто большее, чем продукт, однородный с этими элементами и лишь так или иначе, качественно или количественно, отличающийся от них по своим свойствам: нет, такой продукт представляет собой новое образование, совершенно несравнимое по своим наиболее существенным качествам с факторами, создавшими его. Это основное качество психических процессов мы называем принципом творческого синтеза» (Вундт , б/г, с. 118). И далее: «С этим принципом в его простейшем виде мы встречаемся при образовании чувственных представлений. Звук есть нечто большее, чем сумма его частичных тонов. При слиянии их в единство, обертоны, вследствие своей малой интенсивности, обычно исчезают как самостоятельные элементы, зато основной тон получает, благодаря им, звуковую окраску, делающую его гораздо более богатым звуковым образованием, чем простой тон. Благодаря бесконечному многообразию продуктов, которые могут получиться из таких соединений, на основе простых тонов, отличающихся лишь высотою и глубиною, поднимается бесконечно разнообразный мир звуковых окрасок» (Вундт , б/г, с. 118). Аналогичные явления имеют место в процессе восприятия: «в процессах ассимиляции, соединяющихся с каждым процессом восприятия, воспроизведенные элементы входят в состав вновь образовавшегося продукта: из прямых впечатлений и многообразных отрывков прежних представлений создается синтетическое воззрение» (Вундт , б/г, с. 118–119). Согласимся, что такого психолога трудно считать противником целостности. Заметим, что когда мы говорим о целостном подходе на первый план чаще всего выходят вопросы методологические. Современник Вундта Франц Брентано, развивавший целостный подход, отстаивавший целостность психического акта, критиковал создателя научной психологии не за невнимание к целому, а за путь к постижению целого. По мысли Брентано, есть целостные образования, которые принципиально несводимы друг к другу. Идти в их исследовании нужно от целого.

Этапом в развитии целостного подхода явилась известная работа Вильгельма Дильтея, известная у нас под именем «Описательная психология» (1894). Значительная часть этой книги посвящена критике конструктивного подхода в психологии, образцом которого является вундтовская психология. Решение Дильтея также широко известно – психология должна развиваться как описательная, расчленяющая наука. За основу берется целое, оно расчленяется по особым правилам, не нарушающим важнейших связей.

Если говорить о развитии идеи целостности в психологии, нельзя не упомянуть исследования школы «качества формы» и, конечно же, гештальтпсихологии, для которой проблема целостности стала центральной. Впрочем, объем настоящей публикации не позволяет останавливаться на анализе работ этого любопытнейшего направления в психологической науке. Тем не менее, отметим, что вклад в разработку проблемы целостности, внесенный гештальтпсихологией, переоценить невозможно.

Заметим, что важнейший методологический вопрос состоит в том, как трактовать причины этой целостности. Вундт полагал, что объяснением является сформулированный им «закон творческого синтеза»: существует особая сила – апперцепция, которая может объединять элементы опыта в произвольном порядке. Австрийская школа полагала, что «качества формы» создаются за счет факторов «более высокого порядка». Заслуга гештальтпсихологии состояла в первую очередь в том, что они не удовлетворились фиксацией целостных феноменов, не ограничились каким-либо «псевдообъяснением» (указанием на какие-либо субъективные факторы), но попытались выяснить их природу. Они пытались обнаружить универсальные законы гештальта, для чего Келер проводил свои известные исследования по коллоидной химии. Нацеленность на обнаружение общих законов (и нежелание удовлетвориться «квазиобъяснениями») и делала эту школу, по нашему убеждению, образцом научности в глазах современников.

Начальные этапы развития научной психологии, как хорошо известно, были связаны с разработкой «простых» подходов: как уже отмечалось, Вундт полагал, что эмпирическое исследование само по себе обеспечит результативность психологического исследования (Вундт пересмотрел свои взгляды и в 1913 году утверждал, что психология не может существовать без философии, отделение от которой он сам четырьмя десятилетиями ранее и обосновал). Достаточно быстро возникли структурные, функциональные, процессуальные подходы к изучению психического. Они были дополнены уровневым и генетическим подходами.

Другая линия размежевания состояла в том, что возникли различные предметы : некоторые школы продолжали изучать сознание, другие стали исследовать поведение, третьи предметом сделали глубинные пласты психического, обычно не осознаваемые самим человеком. Как справедливо отмечал М.Г. Ярошевский, различные направления в психологии сосредоточились на разработке отдельных категорий: образа, действия, мотива (Ярошевский , 1974).

Возникло множество различных подходов, что привело к возникновению так называемого «открытого» кризиса в психологии, фундаментальный смысл которого состоял в том, что психологи отчетливо осознали: «простых» подходов для адекватного понимания психического недостаточно.

Напомним, что особенно интенсивно интегративные процессы происходили в начале ХХ столетия, когда «простые», «одномерные» подходы не оправдали возлагавшихся на них ожиданий. Затем эти процессы интеграции то усиливались, то ослабевали. Мощная волна интеграционного движения произошла в связи с возникновением системного подхода, получившего широкое распространение в психологии 22 . Но в целом реализация системного подхода не дала ожидаемых результатов (во многом это было связано с «модой» на системный подход, что привело к тому, что во многих исследованиях он использовался или некорректно или вообще лишь провозглашался, т.е. оставался декларацией). Отметим, кстати, что история системного движения в психологии в полном объеме еще не написана, что представляется серьезным упущением историков новейшей психологии.

Новая волна интеграционного движения началась совсем недавно. Остановимся на ней несколько подробнее. В 2003 году в Ярославле начал издаваться журнал «Вестник интегративной психологии» (гл. ред. проф. В.В. Козлов). Ежегодно в Ярославле проводятся конференции, посвященные обсуждению проблем интегративной психологии. Идеи интеграции широко обсуждались на последнем съезде РПО и на Международном психологическом конгрессе в Пекине. Как справедливо отмечает А.В. Юревич, интегративные настроения «явно отражают не личные ощущения и намерения тех или иных психологов, а внутреннюю потребность современной психологической науки и неудовлетворительность ее многолетнего развития по «конфронтационному» пути) (Юревич , 2005, с. 377).

А.В. Юревич отмечает, что в системе интегративных установок современной психологии можно различить несколько различающихся между собой позиций. По мнению С.Д. Смирнова (Смирнов , 2004, с. 280–281), могут быть выделены четыре позиции:

    Методологический нигилизм.

    «Методологический ригоризм» или «методологический монизм».

    «Методологический либерализм».

    «Методологический плюрализм».

А.В. Юревич, сформулировавший позицию методологического либерализма, интерпретирует различия между методологическим либерализмом и методологическим плюрализмом следующим образом: «Четвертую позицию С.Д. Смирнов называет «методологическим плюрализмом», отмечая, что сам он разделяет именно ее. Она состоит в том, что психологическим теориям следует признать друг друга (подобно «методологическому либерализму»), но (в отличие от него) не следует стремиться к «наведению мостов» между ними, оставив психологию в ее нынешнем раздробленном состоянии и признав ее «полипарадигмальность» в качестве неизбежной» (Юревич , 2005, с. 380).

Позиция методологического либерализма представляется более конструктивной, т. к., по нашему мнению, интеграция психологического знания представляет собой одну из важнейших стратегических задач, стоящих перед психологической наукой в начале XXI столетия.

Действительно, решение вопросов интеграции тесно связано с методологией психологии. В самое последнее время опубликовано весьма значительное число работ, посвященных методологии психологии, высказано много продуктивных идей. Наши взгляды по вопросу реформирования методологии психологической науки были изложены в первой главе.

Характеризуя перспективы интеграции в современной психологии, А.В. Юревич отмечает, что «современные психологи осознают потребность в интеграции психологической науки в качестве одной из ее главных задач, однако ищут более «мягкие», «либеральные» варианты интеграции, нежели их монистически настроенные предшественники, игнорировавшие или «поедавшие» концептуальные построения друг друга. В этих условиях первостепенной задачей становится не только сама по себе интеграция, но и выработка ее модели, которая, во-первых, была бы действительно «либеральной», позволяющей избежать издержек «насильственной» или искусственно форсированной интеграции, характерной для прежних времен, во-вторых, – была бы все-таки моделью именно интеграции, а не легализации анархии и раздробленности, весьма характерной для постмодернистских программ, в-третьих, – не выглядела бы как набор объединительных призывов, построенных по принципу «психологи всех стран и направлений объединяйтесь» (Юревич , 2005, с. 381). А.В. Юревич отмечает, что для того чтобы выработать или хотя бы представить себе модель интеграции, необходимо задаться естественным вопросом о том, что вообще могла бы представлять собой интеграция современной психологии. Отвечать на него логически целесообразно от противного, т. е. отталкиваясь от основных видов разобщенности или «разрывов» психологического знания, которые препятствуют его интеграции. «В структуре психологического знания (точнее, в довольно аморфном массиве, который лишь условно или как дань традиции может быть назван «структурой») можно усмотреть три фундаментальных «разрыва». Во‑первых, разрыв «горизонтальный» – между основными психологическими теориями и соответствующими психологическими «империями» – бихевиоризмом, когнитивизмом, психоанализом и др., каждая из которых предлагает свой образ психологической реальности, свои правила ее изучения и т. п. Во‑вторых, разрыв «вертикальный»: между различными уровнями объяснения психического – внутрипсихическим (феноменологическим), физиологическим (физическим), социальным и др., порождающий соответствующие «параллелизмы» – психофизический, психофизиологический и психосоциальный. В‑третьих, «диагональный» – «разрыв» или, говоря словами Ф. Е. Василюка, «схизис» между исследовательской (академической) и практической психологией» (Юревич , 2005, с. 381–382). Согласно А.В. Юревичу, именно три обозначенных «разрыва» представляются основными, порождающими общую дезинтегрированность психологии, и соответственно, их преодоление или хотя бы сокращение, выглядят как основные направления ее интеграции.

Интеграция в современных условиях представляется вполне реальной: «существующие в психологии теории не так уж непримиримы и «несоизмеримы» (в терминах Т. Куна) друг с другом, нынешнее психологическое сообщество не поделено на фанатичных адептов этих теорий, большая часть исследований строится на кросс-теоретической основе и воздает должное различным аспектам психического. Все это – проявления естественной «горизонтальной» интеграции психологического знания, которая, в отличие от его искусственной интеграции путем декларирования объединительных программ и попыток создания соответствующих теорий, выглядит не броско, происходит незаметно, но обусловлена внутренней логикой развития психологического знания и дает зримые плоды» (Юревич , 2005, с. 387).

По нашему мнению, важно различать стихийную (естественную, по А.В. Юревичу) интеграцию, которая происходит «самопроизвольно» в ходе развития психологического знания и целенаправленную, являющуюся результатом специальной деятельности психологического сообщества. Рассмотрению этих разновидностей психологической интеграции будут посвящены соответственно второй и третий разделы настоящей главы.

Значение слова ИНТЕГРАЦИЯ в Словаре Аналитической психологии

ИНТЕГРАЦИЯ

(Integration) — процесс, с помощью которого части соединяются в целое; на личностном уровне состояние организма, когда все составляющие элементы индивида, его черты или качества действуют согласованно как единое целое.Юнг использовал этот термин трояко:1) как описание (или даже диагноз) психологической ситуации индивида. Она подразумевает обследование взаимодействия сознания и бессознательного, мужской и женской составляющей личности, различных пар противоположностей, позиции эго относительно тени и динамики взаимодействий между функциями и установками сознания. Диагностически интеграция обратна диссоциации;2) как подпроцесс индивидуации (интеграция создает основу для индивидуации). Как следствие интеграция может привести к чувству целостности в результате соединения воедино различных аспектов личности;3) как стадию развития, типичную для второй половины жизни, когда различные взаимодействия (описанные в п. 1) достигают определенного равновесия (или, правильнее, оптимального уровня конфликта и напряжения) (КСАП, с. 67).Психическая интеграция служит организации полноголичностного осуществления, подгоняя отдельные части индивидуальности друг к другу так, чтобы в итоге получить единую личность. Интеграция — это существенный шаг на пути индивидуации и самоосуществления (Selbstverwirklichung). Когда разные аспекты личности существуют независимо друг от друга, это может привести к диссоциации (разъединению и болезненному расщеплению) индивидуальности. Способность интегрироваться является выражением здорового и нормального эго. В особенности при терапии неврозов интеграция отделившихся и вытесненных содержаний является важнейшим процессом.В сочинениях Юнга понятие «интеграция» имеет основополагающее значение в следующих двух областях: во-первых, при столкновении (Auseinandersetzimg) с «тенью» и, во-вторых, в области многослойных взаимоотношений (Interaktion) между сознанием и бессознательным. Часто Юнг говорит об интеграции тени, т. е. темной стороны личности. В то время как многие люди проецируют свою тень на других людей или на «общество», невроз, скорее всего, ведет к тому, чтобы осуществить интеграцию таких сил. Исходя из этого, Юнг охарактеризовал интеграцию бессознательных содержаний как «основную операцию» в аналитической терапии.

Аналитическая психология. 2012

Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое ИНТЕГРАЦИЯ в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:

  • ИНТЕГРАЦИЯ
    ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МЕЖДУНАРОДНАЯ - см. МЕЖДУНАРОДНАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИНТЕГРАЦИЯ …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Словаре экономических терминов:
    ЭКОНОМИЧЕСКАЯ. см ЭКОНО МИЧЕСКАЯ ИНТЕГРАЦИЯ …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Словаре экономических терминов:
    ФИНАНСОВАЯ - см ФИНАНСОВАЯ ИНТЕГРАЦИЯ …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Словаре экономических терминов:
    РЕГРЕССИВНАЯ - см РЕГРЕССИВНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Словаре экономических терминов:
    ПРОГРЕССИВНАЯ - см ПРОГРЕССИВНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Словаре экономических терминов:
    ГОРИЗОНТАЛЬНАЯ - см ГОРИЗОНТАЛЬНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Словаре экономических терминов:
    ВЕРТИКАЛЬНАЯ - см ВЕРТИКАЛЬНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Словаре экономических терминов:
    ВАЛЮТНАЯ - см ВАЛЮТНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ. …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Словаре экономических терминов:
    (лат. integratio - восстановление, восполнение) - процесс взаимного приспособления и объединения в единое целое организаций, отраслей, регионов или стран и …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Словаре этнологических терминов:
    межэтническая· (от лат. integratio - восстановление, возобновление), форма тесных взаимодействий контактирующих этнических общностей на основе совместного или раздельного использования …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Основных терминах, используемыех в книге А.С.Ахиезера Критика исторического опыта:
    - единство функциональное и структурное, культурное и организационное всех элементов общества, требующее развития ответственности за целое. И. составляет с расколом, …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Медицинских терминах:
    (лат. integratio восстановление, соединение; integer целый, цельный) в физиологии функциональное объединение органов и тканей, направленное на обеспечение какого-либо полезного для …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Большом энциклопедическом словаре:
    (лат. integratio - восстановление восполнение, от integer - целый), 1) понятие, означающее состояние связанности отдельных дифференцированных частей и функций системы, …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона.
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Современном энциклопедическом словаре:
  • ИНТЕГРАЦИЯ
    (латинское integratio - восстановление, восполнение, от integer - целый), понятие, означающее состояние связанности отдельных дифференцируемых частей и функций системы в …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Энциклопедическом словарике:
    , и, мн. нет, ж. Объединение в целое каких-нибудь частей, элементов; противоп. дезинтеграция. И. признаков. И. хо-зяйств. Интеграционный - относящийся …
  • ИНТЕГРАЦИЯ
    ИНТЕГР́АЦИЯ ЯЗЫКОВ, процесс, обратный дифференциации языков. При И.я. языковые коллективы, ранее пользовавшиеся разными языками (диалектами), начинают пользоваться одним языком, что …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Большом российском энциклопедическом словаре:
    ИНТЕГР́АЦИЯ экономическая, форма интернационализации хоз. жизни, возникшая после 2-й мир. войны, объективный процесс переплетения нац. х-в и проведения согласованной межгос. …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Большом российском энциклопедическом словаре:
    ИНТЕГР́АЦИЯ (лат. integratiо - восстановление, восполнение, от integer - целый), понятие, означающее состояние связанности отд. дифференцир. частей и функций системы, …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона.
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Полной акцентуированной парадигме по Зализняку:
    интегра"ция, интегра"ции, интегра"ции, интегра"ций, интегра"ции, интегра"циям, интегра"цию, интегра"ции, интегра"цией, интегра"циею, интегра"циями, интегра"ции, …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Популярном толково-энциклопедическом словаре русского языка:
    [тэ], -и, только ед. , ж. 1) книжн. Объединение в единое целое отдельных частей, элементов. Экономическая интеграция развитых стран. Интеграция …
  • ИНТЕГРАЦИЯ в Тезаурусе русской деловой лексики:
    Syn: интегрирование, объединение, соединение, …

нтеграция (лат.Integratio − восстановление, восполнение, от integer − целый) в переводе с латинского означает соединение отдельных частей в целое, единое [Словарь под ред. Кузнецова, 1998].

Из этого определения следует, что интеграция это процесс, посредством которого из отдельных частей образуется целое, обладающее новыми, относительно бывших частей, свойствами.

Понятие интеграции можно рассматривать в разных аспектах и сейчас этот термин встречается часто, в том числе всвязи с увеличением количества междисциплинарных научных исследований. Как психолога, меня в первую очередь интересует аспект интеграции человека.

Рассмотрением вопроса интеграции человека занимается интегративная психология, в которой, согласно В.В. Козлову, можно выделить следующие аспекты:

1) интеграция, как системообразующий механизм процесса развития и изменения человека, способствующий благополучию на физическом, психическом и духовном уровнях;

2) интеграция, как необходимый базовый механизм превозмогания и позитивной трансформации кризисных этапов человеческого развития;

3) интеграция, как личностный и трансформационный процесс, направленный на консолидизацию, объединение, снятие напряжения.

Возможность соотнесения понятия «интеграция» с понятием «человек», предполагает на мой взгляд ряд условий:

1. Понимание, что человек, является уже некой целостностью и под интеграцией человека мы понимаем увеличение уровня его целостности.

«Процессы интеграции могут иметь место как в рамках уже сложившейся системы - в этом случае они ведут к повышению уровня ее целостности, организованности, так и при возникновении новой системы из ранее не связанных элементов. В ходе процессов интеграции в системе увеличивается объем и интенсивность взаимосвязей и взаимодействии между элементами в частности надстраиваются новые уровни управления»(Козлов В.В.) .

​2. Рассмотрение интеграции человека корректно при осуществлении целостного подхода, т.е. рассмотрение его как системы. «Принцип целостности постулирует понимание человека как живой, открытой, сложной, многоуровневой самоорганизующейся системы, обладающей способностью поддерживать себя в состоянии динамического равновесия и генерировать новые структуры и новые ситуативные формы организации» .

3. Понимание условности выделения подсистем и частей в системе «человек»: «Интегративная психология утверждает идею о необходимости целостного изучения личности как системы, каждый элемент которой находится во взаимосвязи и взаи­мозависимости друг с другом. По­этому как выделение, так и изуче­ние каких-либо элементов по от­дельности становится возможным лишь в абстракции» (Козлов В.В.)

Интеграция в концепции холизма, как способ достижения целостности, являет собой путь эволюции от простого к более сложному, от несовершенного к совершенному, от больного к здоровому. «Интеграция является основой развития любой живой системы, тем более человека, это встроенный в сложную систему механизм, обеспечивающий развитие, эволюцию, адаптацию к новым условиям».

Термин интеграция в психологии ввел К.Г. Юнг, обозначив им механизм достижения Самости. В психологии под интеграцией имеется ввиду в первую очередь процесс присоединения вытесненных в бессознательное частей психики к сознательной части. В этом заключается основной психотерапевтический механизм.

В своей книге " Дыхательные психотехники. Методология интеграции" Татьяна Гинзбург, описывая человека как целое, выделяет в нем подсистемы, обозначенные как

Тело, Психика, Интеллект. По данным многолетних наблюдений за участниками дыхательных практик, она пишет о нескольких уровнях интеграции, которые могут произойти во время дыхательного процесса:

  1. Три подсистемы обычного человека не функционируют как единое целое (думаю одно, чувствую другое, делаю, или ощущаю третье). Имеются дисфункции, иными словами – проблемы, которые могут проявляться или через болезни, или через проблемы в отношениях с людьми, или через состояния страдания. Иллюстрацией этого уровня является выделение в современной медицине отдельных понятий физического, психического и умственного здоровья.
  2. Две подсистемы связаны между собой. На примере тела и психики: когда они полностью связаны – каждое движение и ощущение в теле сопровождается психическими переживаниями, а любое эмоциональное переживание – вызывает мгновенный отклик в теле. Хотя в этом описании, уже есть некоторая некорректность, присущая линейному описанию, поскольку последовательности в данном случае нет, есть целостность этих двух систем, ощущение, эмоция и движение уже переживаются человеком как одно. Он уже не двигает своим телом как обычно. Оно само двигается – скажет он, если будет описывать подобное переживание. Чаще всего, подобная целостность переживается как – экстатическое состояние.
  3. Три подсистемы связаны – это такое состояние человека, при котором Тело, Психика, Интеллект объединены и работают полностью согласовано. В этом состоянии Интеллект правильно распознает то, что происходит с телом и психикой, и любая мысль и ассоциация влияют на психическое и телесное состояние. Мгновенное попадание на этот уровень обычно называется инсайтом. «Инсайт – внезапное осознание в ходе сильного внутреннего переживания».

Подробнее о том, как происходит интеграция во время дыхательной сессии и что способствоваует интеграции, можно узнать из книги Т. Гинзбург " Дыхательные психотехники. Методология интеграции" , которую можно заказать, позвонив по одному из наших контактных номеров.

Мое мнение о связи интеграции человека с его здоровьем и благополучием можно узнать из монографии: "Рефлексия как инструмент интеграции в здоровье и благополучие"

Выборнова С.Г.

Интеграция и методология

В самом начале статьи «Методы интеграции психологического знания», на которую нам неоднократно придется ссылаться в настоящем тексте, А.В. Юревич (Юревич , 2005) пишет о призраке интегративной психологии, бродящем по психологической науке. Действительно, появился и соответствующий манифест, а, как хорошо известно, в добром манифесте всегда найдется место призраку – и не только в эпиграфе. Хочется надеяться, что призрак интеграции по меньшей мере такой же добрый как и его мультяшный собрат Каспер. И намерения у него благие (и ничего разрушать он, кстати, не собирается не только «до основания», но и в принципе). Впрочем, нам кажется, что этот призрак не что иное как материализация всегдашней психологической мечты о целостности или, если угодно, «тоски по целостности». Об этом писал в своей «Автобиографии» Джером Брунер: «Я надеялся, что психология сохранит целостность и не превратится в набор несообщающихся поддисциплин. Но она превратилась. Я надеялся, что она найдет способ навести мосты между науками и искусствами. Но она не нашла» (Цит. по Зинченко , 2003, с. 117–118). Каждое новое поколение психологов приходит в науку с детской мечтой перестроить эту прекрасную науку с тем, чтобы психологи достигли хотя бы взаимопонимания. Но они не находят. И не остужают энтузиазма адептов целостности предостережения методологических плюралистов, полагающих что не надо никакой интеграции…. Впрочем, достаточно шуток, обратимся к собственно интеграции.

Интеграция, как сообщает словарь иностранных слов, происходит от латинского integratio (восстановление, восполнение) и означает «объединение в целое каких-либо частей, элементов». Представляется, что для психологии это глубоко символично, т. к. в конечном счете интеграция имеет своей целью восстановление изначальной целостности психического. В целостности психики никто и никогда серьезно не сомневался, просто она – эта целостность – и ее устройство представлялись разным психологам существенно по-разному.

Как хорошо известно, научная психология была конституирована во второй половине XIX столетия Вильгельмом Вундтом. В. Вундт обосновал физиологическую психологию как эмпирическую дисциплину, использующую метод эксперимента, что отвечало формальным требованиям «двойной программы» Канта (см. об этом Мазилов , 1998). Элементаризм научной психологии определялся именно кантовской критикой – Вундт создавал свою систему физиологической психологии, пытаясь устранить недостатки психологии, зафиксированные в основных положениях кантовской критики. Кантовские положения, напомним, частично пытались учесть предшественники Вундта (например, И. Гербарт, использовавший математику, но полагавший, что психология «не смеет экспериментировать»). Полностью кантовскую «двойную программу» осуществил создатель научной психологии Вильгельм Вундт. Нам важно отметить, что научная психология мыслилась Вундтом как позитивистская наука: ему представлялось, что как только будут выполнены требования (исследовать факты), законы психологии «откроются», а психология превратится в столь же достойную науку как химия (напомним, она служила идеалом научности, именно по ее образцу немецкий ученый строил психологию). Вундтовская концепция стала образцом психологии атомистической и элементаристской, атомизм и элементаризм критиковались представителями многих направлений в последующей психологии. Это настолько хорошо известно, что стало «общим местом». Куда менее известно другое: Вундт вовсе не был (как это часто представляют) противником целостности. Приведем небольшую цитату из работы самого Вундта: «Какой бы процесс среди тех, которые мы называем «психическими соединениями» в широком смысле слова, или – так как все душевные процессы сложны, т.е. являются соединениями - какое бы психическое явление вообще мы не взяли, всюду и всегда мы натолкнемся на следующую яркую, характерную черту: продукт, возникший из определенного числа элементов, представляет собою нечто большее, чем простую сумму этих элементов; нечто большее, чем продукт, однородный с этими элементами и лишь так или иначе, качественно или количественно, отличающийся от них по своим свойствам: нет, такой продукт представляет собой новое образование, совершенно несравнимое по своим наиболее существенным качествам с факторами, создавшими его. Это основное качество психических процессов мы называем принципом творческого синтеза» (Вундт , б/г, с. 118). И далее: «С этим принципом в его простейшем виде мы встречаемся при образовании чувственных представлений. Звук есть нечто большее, чем сумма его частичных тонов. При слиянии их в единство, обертоны, вследствие своей малой интенсивности, обычно исчезают как самостоятельные элементы, зато основной тон получает, благодаря им, звуковую окраску, делающую его гораздо более богатым звуковым образованием, чем простой тон. Благодаря бесконечному многообразию продуктов, которые могут получиться из таких соединений, на основе простых тонов, отличающихся лишь высотою и глубиною, поднимается бесконечно разнообразный мир звуковых окрасок» (Вундт , б/г, с. 118). Аналогичные явления имеют место в процессе восприятия: «в процессах ассимиляции, соединяющихся с каждым процессом восприятия, воспроизведенные элементы входят в состав вновь образовавшегося продукта: из прямых впечатлений и многообразных отрывков прежних представлений создается синтетическое воззрение» (Вундт , б/г, с. 118–119). Согласимся, что такого психолога трудно считать противником целостности. Заметим, что когда мы говорим о целостном подходе на первый план чаще всего выходят вопросы методологические. Современник Вундта Франц Брентано, развивавший целостный подход, отстаивавший целостность психического акта, критиковал создателя научной психологии не за невнимание к целому, а за путь к постижению целого. По мысли Брентано, есть целостные образования, которые принципиально несводимы друг к другу. Идти в их исследовании нужно от целого.

Этапом в развитии целостного подхода явилась известная работа Вильгельма Дильтея, известная у нас под именем «Описательная психология» (1894). Значительная часть этой книги посвящена критике конструктивного подхода в психологии, образцом которого является вундтовская психология. Решение Дильтея также широко известно – психология должна развиваться как описательная, расчленяющая наука. За основу берется целое, оно расчленяется по особым правилам, не нарушающим важнейших связей.

Если говорить о развитии идеи целостности в психологии, нельзя не упомянуть исследования школы «качества формы» и, конечно же, гештальтпсихологии, для которой проблема целостности стала центральной. Впрочем, объем настоящей публикации не позволяет останавливаться на анализе работ этого любопытнейшего направления в психологической науке. Тем не менее, отметим, что вклад в разработку проблемы целостности, внесенный гештальтпсихологией, переоценить невозможно.

Заметим, что важнейший методологический вопрос состоит в том, как трактовать причины этой целостности. Вундт полагал, что объяснением является сформулированный им «закон творческого синтеза»: существует особая сила – апперцепция, которая может объединять элементы опыта в произвольном порядке. Австрийская школа полагала, что «качества формы» создаются за счет факторов «более высокого порядка». Заслуга гештальтпсихологии состояла в первую очередь в том, что они не удовлетворились фиксацией целостных феноменов, не ограничились каким-либо «псевдообъяснением» (указанием на какие-либо субъективные факторы), но попытались выяснить их природу. Они пытались обнаружить универсальные законы гештальта, для чего Келер проводил свои известные исследования по коллоидной химии. Нацеленность на обнаружение общих законов (и нежелание удовлетвориться «квазиобъяснениями») и делала эту школу, по нашему убеждению, образцом научности в глазах современников.

Начальные этапы развития научной психологии, как хорошо известно, были связаны с разработкой «простых» подходов: как уже отмечалось, Вундт полагал, что эмпирическое исследование само по себе обеспечит результативность психологического исследования (Вундт пересмотрел свои взгляды и в 1913 году утверждал, что психология не может существовать без философии, отделение от которой он сам четырьмя десятилетиями ранее и обосновал). Достаточно быстро возникли структурные, функциональные, процессуальные подходы к изучению психического. Они были дополнены уровневым и генетическим подходами.

Другая линия размежевания состояла в том, что возникли различные предметы: некоторые школы продолжали изучать сознание, другие стали исследовать поведение, третьи предметом сделали глубинные пласты психического, обычно не осознаваемые самим человеком. Как справедливо отмечал М.Г. Ярошевский, различные направления в психологии сосредоточились на разработке отдельных категорий: образа, действия, мотива (Ярошевский , 1974).

Возникло множество различных подходов, что привело к возникновению так называемого «открытого» кризиса в психологии, фундаментальный смысл которого состоял в том, что психологи отчетливо осознали: «простых» подходов для адекватного понимания психического недостаточно.

Напомним, что особенно интенсивно интегративные процессы происходили в начале ХХ столетия, когда «простые», «одномерные» подходы не оправдали возлагавшихся на них ожиданий. Затем эти процессы интеграции то усиливались, то ослабевали. Мощная волна интеграционного движения произошла в связи с возникновением системного подхода, получившего широкое распространение в психологии. Но в целом реализация системного подхода не дала ожидаемых результатов (во многом это было связано с «модой» на системный подход, что привело к тому, что во многих исследованиях он использовался или некорректно или вообще лишь провозглашался, т.е. оставался декларацией). Отметим, кстати, что история системного движения в психологии в полном объеме еще не написана, что представляется серьезным упущением историков новейшей психологии.

Новая волна интеграционного движения началась совсем недавно. Остановимся на ней несколько подробнее. В 2003 году в Ярославле начал издаваться журнал «Вестник интегративной психологии» (гл. ред. проф. В.В. Козлов). Ежегодно в Ярославле проводятся конференции, посвященные обсуждению проблем интегративной психологии. Идеи интеграции широко обсуждались на последнем съезде РПО и на Международном психологическом конгрессе в Пекине. Как справедливо отмечает А.В. Юревич, интегративные настроения «явно отражают не личные ощущения и намерения тех или иных психологов, а внутреннюю потребность современной психологической науки и неудовлетворительность ее многолетнего развития по «конфронтационному» пути) (Юревич , 2005, с. 377).

А.В. Юревич отмечает, что в системе интегративных установок современной психологии можно различить несколько различающихся между собой позиций. По мнению С.Д. Смирнова (Смирнов , 2004, с. 280–281), могут быть выделены четыре позиции:

1. Методологический нигилизм.

2. «Методологический ригоризм» или «методологический монизм».

3. «Методологический либерализм».

4. «Методологический плюрализм».

А.В. Юревич, сформулировавший позицию методологического либерализма, интерпретирует различия между методологическим либерализмом и методологическим плюрализмом следующим образом: «Четвертую позицию С.Д. Смирнов называет «методологическим плюрализмом», отмечая, что сам он разделяет именно ее. Она состоит в том, что психологическим теориям следует признать друг друга (подобно «методологическому либерализму»), но (в отличие от него) не следует стремиться к «наведению мостов» между ними, оставив психологию в ее нынешнем раздробленном состоянии и признав ее «полипарадигмальность» в качестве неизбежной» (Юревич , 2005, с. 380).

Позиция методологического либерализма представляется более конструктивной, т. к., по нашему мнению, интеграция психологического знания представляет собой одну из важнейших стратегических задач, стоящих перед психологической наукой в начале XXI столетия.

Действительно, решение вопросов интеграции тесно связано с методологией психологии. В самое последнее время опубликовано весьма значительное число работ, посвященных методологии психологии, высказано много продуктивных идей. Наши взгляды по вопросу реформирования методологии психологической науки были изложены в первой главе.

Характеризуя перспективы интеграции в современной психологии, А.В. Юревич отмечает, что «современные психологи осознают потребность в интеграции психологической науки в качестве одной из ее главных задач, однако ищут более «мягкие», «либеральные» варианты интеграции, нежели их монистически настроенные предшественники, игнорировавшие или «поедавшие» концептуальные построения друг друга. В этих условиях первостепенной задачей становится не только сама по себе интеграция, но и выработка ее модели, которая, во-первых, была бы действительно «либеральной», позволяющей избежать издержек «насильственной» или искусственно форсированной интеграции, характерной для прежних времен, во-вторых, – была бы все-таки моделью именно интеграции, а не легализации анархии и раздробленности, весьма характерной для постмодернистских программ, в-третьих, – не выглядела бы как набор объединительных призывов, построенных по принципу «психологи всех стран и направлений объединяйтесь» (Юревич , 2005, с. 381). А.В. Юревич отмечает, что для того чтобы выработать или хотя бы представить себе модель интеграции, необходимо задаться естественным вопросом о том, что вообще могла бы представлять собой интеграция современной психологии. Отвечать на него логически целесообразно от противного, т. е. отталкиваясь от основных видов разобщенности или «разрывов» психологического знания, которые препятствуют его интеграции. «В структуре психологического знания (точнее, в довольно аморфном массиве, который лишь условно или как дань традиции может быть назван «структурой») можно усмотреть три фундаментальных «разрыва». Во‑первых, разрыв «горизонтальный» – между основными психологическими теориями и соответствующими психологическими «империями» – бихевиоризмом, когнитивизмом, психоанализом и др., каждая из которых предлагает свой образ психологической реальности, свои правила ее изучения и т. п. Во‑вторых, разрыв «вертикальный»: между различными уровнями объяснения психического – внутрипсихическим (феноменологическим), физиологическим (физическим), социальным и др., порождающий соответствующие «параллелизмы» – психофизический, психофизиологический и психосоциальный. В‑третьих, «диагональный» – «разрыв» или, говоря словами Ф. Е. Василюка, «схизис» между исследовательской (академической) и практической психологией» (Юревич , 2005, с. 381–382). Согласно А.В. Юревичу, именно три обозначенных «разрыва» представляются основными, порождающими общую дезинтегрированность психологии, и соответственно, их преодоление или хотя бы сокращение, выглядят как основные направления ее интеграции.

Интеграция в современных условиях представляется вполне реальной: «существующие в психологии теории не так уж непримиримы и «несоизмеримы» (в терминах Т. Куна) друг с другом, нынешнее психологическое сообщество не поделено на фанатичных адептов этих теорий, большая часть исследований строится на кросс-теоретической основе и воздает должное различным аспектам психического. Все это – проявления естественной «горизонтальной» интеграции психологического знания, которая, в отличие от его искусственной интеграции путем декларирования объединительных программ и попыток создания соответствующих теорий, выглядит не броско, происходит незаметно, но обусловлена внутренней логикой развития психологического знания и дает зримые плоды» (Юревич , 2005, с. 387).

По нашему мнению, важно различать стихийную (естественную, по А.В. Юревичу) интеграцию, которая происходит «самопроизвольно» в ходе развития психологического знания и целенаправленную, являющуюся результатом специальной деятельности психологического сообщества. Рассмотрению этих разновидностей психологической интеграции будут посвящены соответственно второй и третий разделы настоящей главы.

Стихийная интеграция

Представляется полезным рассмотреть на конкретном историческом материале реальные стратегии и способы, использовавшиеся психологами для усовершенствования своих концепций, которые неизбежно «сближают» различные подходы. Это один из возможных путей практической «стихийной» интеграции в психологии. Об этом хорошо написал А.В. Юревич: «Все реже можно встретить психолога, который считал бы себя (и реально был бы) «чистым» бихевиористом, когнитивистом или сторонником психоанализа, равно как и, скажем, теории деятельности, да и какой-либо другой психологической теории. Большинство из них не является адептом какой-либо «одной отдельно взятой» теории, а реализует комплексный взгляд на психологическую реальность, впитавший в себя элементы разных концепций. И данная, отчетливо проявляющаяся в психологии тенденция, характерна для всей современной науки, переживающей как социальную, так и когнитивную глобализацию» (Юревич , 2005, с. 386). «Одним из проявлений социальной глобализации науки служит «размыкание» научных школ (которые Т. Кун называл «боевыми единицами допарадигмальной науки», акцентируя, что они выполняют не столько научные, сколько политические функции), их слияние, постепенное вытеснение «незримыми колледжами» и прочими, более современными, нежели научные школы, видами объединения ученых… Соответствующую тенденцию каждый из нас легко может уловить в себе, задавшись вопросом: «Кто я – бихевиорист, когнитивист, адепт психоанализа, теории деятельности или какой-либо другой психологической концепции?» Наверняка, большинство из нас выберет характерный для подобной постановки вопроса ответ «другое», осознав себя как не принадлежащего ни к одной из психологических школ, а реализующего более общую «над-школьную» перспективу. (Исключениями служат «закоренелые адепты», к которым преимущественно принадлежат ученые старшего поколения, а также ситуации, в которых выгоднее определяться в качестве адепта одной из школ). Большинство из нас, будь он психолог-исследователь или психолог-практик, наверняка использует в своей работе знания, добытые и бихевиористами, и когнитивистскими, и психоаналитиками, идеи и Выготского, и Рубинштейна, и Леонтьева, и других выдающихся отечественных психологов, опирается на разные концепции и применяет разнообразные методики. Да и в тех случаях, когда психолог тяготеет к определенной теории или объявляет себя ее адептом, он неизбежно реализует исследовательскую перспективу, выходящую далеко за пределы этой теории. А «чистого» бихевиориста, когнитивиста, представителя теории деятельности или психоанализа, который вообще не использовал бы знания, наработанные в рамках других концепций, можно представить себе разве что в абстракции, да и то для этого надо иметь очень богатое и оторванное от реальности воображение» (Юревич , 2005, с. 386–387). Представляется интересным рассмотреть (причем конкретно, не на уровне общих деклараций) те возможности, которые открываются при развитии научной школы в плане совершенствования первоначальной концепции и приводящие к ее сближению с другими научными направлениями. Рассмотрим такую эволюцию на примере гештальтпсихологии – одного из наиболее «целостных» и «бескомпромиссных» направлений в истории мировой психологии.

Гештальтпсихология как самостоятельное научное направление оформилась в Германии в 1912 году. По праву считаясь одним из основных направлений в мировой психологии в первой половине XX века, гештальтпсихология внесла крупный вклад в решение проблем восприятия, мышления, личности. По точной оценке Поля Фресса, «гештальтисты были блестящими экспериментаторами, их плодотворное влияние сказалось не только на исследованиях восприятия, но и памяти, обучения и мышления. Следы этого влияния мы находим повсюду, хотя гештальтпсихология почти уже не существует как школа» (Фресс , 1966, с. 81). М.Г. Ярошевский справедливо отмечал, что гештальтпсихология – «направление в западной психологии, возникшее в Германии в первой трети XX в. и выдвинувшее программу изучения психики с точки зрения целостных структур (гештальтов), первичных по отношению к своим компонентам. Гештальтпсихология выступила против выдвинутого структурной психологией (В. Вундт, Э.Б. Титченер и др.) принципа расчленения сознания на элементы и построения из них по законам ассоциации или творческого синтеза сложных психических феноменов» (Ярошевский , 2005, с. 44). Остановимся более подробно на некоторых моментах, характеризующих это направление в психологической науке.

На наш взгляд, особенно интересно рассмотреть, как осуществлялась эта стихийная интеграция в самом «целостном» направлении – гештальтпсихологии. Для того, чтобы анализ основывался на конкретном материале, необходимо выбрать конкретную предметную область. Рассмотрим, как развивались в гештальтпсихологии представления о мышлении.

Фактически мышление явилось стержневой проблемой исследований (как теоретических, так и экспериментальных) в этой научной школе практически на всем протяжении ее самостоятельного существования. Выбор именно этой проблемы не случаен: мышление, выступавшее в качестве высшего проявления человеческого сознания, не получило сколь-нибудь удовлетворительного объяснения в традиционной психологии и гештальтпсихологи со всей присущей им решительностью приступили к исследованию продуктивного творческого мышления. Объяснение этого сложнейшего проявления человеческого сознания должно было подтвердить справедливость претензий гештальтистов на создание подлинно научной психологии.

Неверно было бы представлять дело так, что гештальтпсихология являлась единой теорией, основные положения которой разделялись бы всеми представителями данного направления. Вскоре после оформления гештальтпсихологии как самостоятельного научного направления стали возникать разногласия, которые в дальнейшем значительно углубились, а отдельные представители этой школы (Макс Вертгеймер, Курт Коффка, Вольфганг Келер, Норман Майер, Лайош Секей и др.) зачастую оспаривали справедливость положений, выдвинутых коллегами. Существенно, что представления гештальтпсихологов о мышлении исторически претерпели серьезные изменения. Работы гештальтпсихологов неоднократно публиковались на русском языке, теоретические и экспериментальные исследования мышления в гештальтпсихологии многократно анализировались в отечественной литературе, что избавляет от необходимости изложения концепций гештальтистов. Представляется особенно интересным зафиксировать комплекс исходных представлений о мышлении в гештальтпсихологии и попытаться проследить хотя бы в самых общих чертах направление эволюции взглядов на мышление в этой научной школе.

Как хорошо известно, первым объектом изучения в гештальтпсихологии было восприятие, однако довольно скоро в сферу исследования попало и мышление. Возникнув как реакция на ассоцианизм и функционализм, протестуя против подхода к исследованию мышления, сложившегося в формальной логике и используемого многими психологами для описания мыслительного процесса, продолжая традиции феноменологии (в первую очередь, Э. Гуссерля), на первых этапах гештальтпсихология развивалась в острой полемике с Вюрцбургской школой и бихевиоризмом. Традиционно главными чертами гештальтпсихологии считаются целостность (принцип гештальта) и физикализм, что, безусловно, справедливо. Справедливо также и то, что новизна этой теории не столько в декларации принципа целостности и его экспериментальном обосновании, сколько в ином объяснении характера этой целостности. Главный результат классического исследования М. Вертгеймером стробоскопического эффекта (1912) состоял в экспериментальном обосновании реальности феноменального поля, что послужило основой для формирования гештальтистской теории. Полагая в качестве образца подлинной науки физику, гештальтпсихологи предприняли попытку построения психологии «как строгой науки». С помощью понятия феноменального поля (в котором должно происходить «слияние» субъекта и объекта) они попытались снять противопоставление субъекта и объекта, что позволяло уйти от произвола, неизбежно вытекающего из активности субъекта. Повторим, пафос гештальтпсихологии состоял в том, чтобы создать подлинно научную психологию. Справедливости ради следует отметить, что гештальтпсихология именно так и воспринималась современниками: как направление, которое отвечало канонам научности. Не случайно Л.С. Выготский, разрабатывая собственные концепции, постоянно «соревновался» с исследованиями гештальтистов (Мазилов , 2005).

Феноменологические традиции, методологические установки и основные оппозиции школы (в первую очередь В. Вундту, Вюрцбургской школе, О. Зельцу, формальной логике и бихевиоризму) обусловили исходные представления о мышлении. В основных чертах они могут быть сведены к следующему:

1. Мышление есть продуктивный, творческий процесс.

2. «Асубъектность» мышления, вытекающая из идеи феноменального поля (как протест против гипотетических тенденций, возникающих у субъекта, и способных направлять процесс мышления), отказ от признания действия факторов «более высокого порядка» для объяснения избирательного и направленного характера мышления.

3. Мышление есть трансформация, переструктурирование ситуации (в соответствии с феноменологической традицией мышление может быть раскрыто через его содержание).

4. Переход от одного структурирования ситуации к другому (от одного гештальта к другому) достигается с помощью инсайта (противопоставление бихевиористам, утверждавшим в качестве основного способа постепенность решения задачи через пробы и ошибки).

5. Ситуативность мышления и отрицание роли прошлого опыта (противопоставление ассоциативной психологии, Вюрцбургской школе и бихевиоризму).

6. «Визуальность» мышления (влияние феноменологических традиций и предшествующих исследований восприятия, реакция на «безобразное» мышление и логицизм).

7. Независимость мышления от культуры, невербальный характер мышления (традиции феноменологии, реакция на логицизм).

8. «Сознательность» мышления, отрыв его от реального поведения, ограниченность сферой сознания (традиции феноменологии, вообще психологии сознания).

9. «Нерефлексивность» мышления – мышление принципиально одноуровневый процесс, совершающийся в мыслительном поле.

Итак, согласно исходным представлениям гештальтпсихологов, мышление рассматривалось исключительно с его содержательной стороны как переструктурирование ситуации путем инсайта, как переход от одного гештальта к другому.

Как уже отмечалось, гештальтистские представления о мышлении в историческом развитии школы претерпели значительные изменения. Условно в эволюции гештальттеории мышления можно видеть три этапа:

I. «Классическая» гештальттеория мышления (работы М. Вертгеймера, К. Кофки, В. Келера и др., выполненные в 20-х гг.).

II. «Неогештальттеория» мышления (исследования К. Дункера, Л. Секея, Н. Майера и др., посмертно опубликованная работа М. Вертгеймера «Продуктивное мышление», 30-е – 40-е гг.).

III. «Постгештальттеория» мышления (последующие работы Л. Секея, Н. Майера, А. Лачинса и др., 50–70-е гг.).

Если на первом этапе большинство исходных характеристик мышления принимается, то на втором наблюдается отчетливый отход от целого ряда принципиальных положений. Третий этап вообще представляет собой попытки формирования «гибридных» теорий, синтеза с другими научными направлениями.

Если первый и второй этапы развития гештальтистских представлений о мышлении в отечественной литературе получили достаточно подробное освещение, то третий практически отражения не нашел. Поэтому остановимся на некоторых моментах, характеризующих второй и третий этапы.

Развитие гештальтпсихологической концепции мышления шло в направлении отказа от исходных ограничений и принятия положений, противоречащих первоначальным установкам. (Здесь мы не имеем возможности проанализировать два крайне важных взаимосвязанных вопроса: 1) причины, обусловившие принятие тех или иных положений; 2) изменение взглядов на методы, методики и стратегии исследования мышления. Сколь-нибудь подробное освещение этого вопроса требует специальной статьи).

Уже в работах К. Дункера (1926, 1935) содержится отчетливое признание роли прошлого опыта в мышлении, решении задач (что, в частности, дало толчок для проведения целого цикла специальных исследований, направленных на изучение феномена функциональной фиксированности в решении мыслительных задач), находят отражение операционные и мотивационные характеристики мышления.

Характеризуя книгу М. Вертгеймера (1945), В.П. Зинченко отмечает, что «автор выходит за границы гештальттеории» (Зинченко , 1987, с. 11), «Вертгеймер существенно трансформировал исходные понятия гештальтпсихологии» (Зинченко , 1987, с. 22), использует «непривычный для классической гештальтпсихологии концептуальный аппарат, относящийся к описанию деятельности и действий. Здесь и понятия (или их аналоги) предметных значений или предметных обобщений, функциональных или операциональных значений, здесь есть и прототип описания функциональной структуры действий и даже ее модель, выраженная в абстрактных логических понятиях» (Зинченко , 1987, с. 23).

Таким образом, работы второго этапа развития гештальттеории мышления сильно отличаются от исходных представлений об этом процессе. Остановимся на концепции Лайоша Секея, одного из наиболее интересных представителей гештальтпсихологии, поскольку его работы (особенно последние) у нас малоизвестны. Первое исследование Л. Секея (1940) посвящено центральному моменту в решении задачи, который особенно интересовал гештальтпсихологов, – возникновению идеи. Секей отмечает, что важнейшим достижением современной психологии мышления является признание того, что решение задачи состоит в переструктурировании материала (Szekely , 1940, s. 79). Подход Л. Секея к исследованию мышления явно следует традиции, заложенной К. Дункером (1926, 1935). Это следует специально подчеркнуть, т.к. представляется совершенно неоправданным мнение (основанное, вероятно, на обстоятельствах жизненного пути ученого), высказываемое некоторыми зарубежными историками психологии, согласно которому Секея не считают принадлежащим этой научной школе. Секей, вслед за Дункером, полагает, что решение задачи представляет собой ряд последовательных фаз, которые закономерно вытекают одна из другой. Он выделяет (впервые описанные Дункером) эвристические приемы мышления: анализ ситуации и анализ цели, выявляет роль направления, которое принимает мышление (в зависимости от того, идет оно как анализ цели – «что мне нужно, чтобы достичь?» или как анализ ситуации – «что нужно изменить в данном?»), в решении (или нерешении) задачи. Важно отметить, что, по Секею, мышление не представляет собой «единообразного» во всех случаях процесса: переструктурирование мыслительного материала происходит не всегда, более того, эта переорганизация нужна в протекании не каждого мыслительного процесса. В этой работе Секея есть еще один крайне важный момент, ставящий проблему роли прошлого опыта в решении задач. «Окружающие нас предметы имеют определенное значение и ряд закрепленных за ними свойств» (Szekely , 1940, s. 87). «За предметом в нашем понимании (на нашем уровне культуры, в нашем обществе) закреплены определенные функции, но в зависимости от специальных требований могут обнаруживаться новые свойства и возможности его применения. Обнаружение новых возможностей применения по-разному затруднительно в различных ситуациях. Это зависит от разных факторов, из которых только немногие известны сейчас» (Szekely , 1940, s. 88). Для решения задачи часто необходимо обнаружить именно новое, неявное, латентное свойство предмета. Каким образом возможно обнаружение этого нового латентного свойства? По Секею, переструктурирование связано с бессознательным: «Этот вид переструктурирования… принадлежит собственно к арсеналу бессознательных и предсознательных механизмов» (Szekely , 1940, s. 94). Отметим, что в цитированной статье имеются ссылки на публикации Фрейда, в частности, на известную работу об остроумии и его отношении к бессознательному, имеющие, впрочем., чисто вспомогательное значение, но, как мы увидим, это обстоятельство оказывается важным для понимания логики развития концепции ученого.

Проанализируем основные положения этой работы в интересующем нас контексте. Несомненно, что Секей исходит из традиций гештальтпсихологии, непосредственно продолжая исследования К. Дункера. Исходное положение, согласно которому мышление – продуктивный процесс, представляющий собой переструктурирование, сохраняется. Но по остальным «позициям» происходит весьма радикальное изменение взглядов:

Признается роль прошлого опыта, причем опыт не только является необходимым моментом в мышлении, но, в свою очередь, обусловлен культурой, общественным опытом;

Признается роль действий субъекта (эвристические приемы, анализ ситуации, анализ цели);

Мышление выступает как обслуживающее реальное поведение, является средством решения в том числе жизненных, практических задач;

Происходит отказ от понятия феноменального поля (в работе речь идет о мысленных образах предметов, в которых должны выявляться новые свойства);

Происходит отчетливое выделение различных уровней мыслительного процесса (осознаваемых и неосознаваемых).

Таким образом, можно видеть, что большинство выделенных исходных характеристик мышления оказались подвергнутыми пересмотру. В цикле последующих работ Секея (40-е – начало 50-х гг.) происходит разработка проблем, поставленных в первых экспериментальных исследованиях: соотношение знания и мышления, влияние способа обучения на возможности продуктивного применения полученного знания и т. п. Это исследования, соответствующие второму этапу гештальттеории мышления.

На третьем этапе (50-е – 70-е гг.) теория мышления трансформируется за счет заимствования объясняющих понятий, выработанных в других научных школах. Л. Секей предпринимает попытку соединить традиции гештальтпсихологии с положениями психоанализа и генетическими концепциями Жана Пиаже и Джерома Брунера. При этом сохраняется традиционная проблематика гештальтпсихологии. Ставится задача объяснить переструктурирование мыслительного содержания, в результате которого достигается решение задачи. Наиболее интересной представляется работа Л. Секея «Творческая пауза» (1968) (Szekely , 1976), посвященная выяснению центрального момента в творческом мышлении – зарождения новой идеи, приводящей к открытию, нахождению решения задачи. Фактически, эта работа выполнена на ту же тему, что и обсуждавшаяся выше статья 1940 года. Эти исследования разделяет почти тридцать лет. Каковы основные отличия в понятийном аппарате и подходе к изучению мышления?

В последней статье Л. Секей в решении задачи различает следующие характеристики: 1) содержание мышления, 2) фазы (этапы) мышления, 3) механизмы мышления, в которых различаются манипуляции и операции (абстракция, аналогия, обобщение, отрицание и т. д.), 4) уровни организации мышления (терпимость или нетерпимость к противоречиям, нереалистическим предположениям и т.п.) (Szekely , 1976, s. 142). По Секею, во время творческой паузы актуализируется различный опыт и анализируется в общем мыслительном поле, не связанные между собой по времени и по смыслу мысли и впечатления приводятся в соприкосновение) (Szekely , 1976, s. 149). Процесс мышления во время творческой паузы протекает на другом уровне организации, чем сознательный процесс. Вместо недостаточно определенного понятия прошлый опыт используется понятие репрезентация, заимствованное у Джерома Брунера. Репрезентация, по Секею, гипотетическая структура, с помощью которой человек организует опыт для будущего употребления. Это структуры, которые организуются и строятся в раннем детстве на основе впечатлений об окружающем мире и соматических ощущений. Во время сознательной работы с проблемой зона поиска способа решения определяется через знания о причинно-следственных структурах действительности, во время паузы учет рациональных возможностей отступает на задний план, зона поиска меняется на инфантильные области репрезентации (Szekely , 1976, s. 167). Изучение мыслительного процесса во время творческой паузы происходит с помощью сеансов психоанализа, на которых, в частности, проводится аналитическое толкование сновидений.

В случае (который подробно анализируется в цитируемой статье) с инженером Тэта, работающем над кристаллографической проблемой, нахождению решения препятствуют инфантильные конфликты. Мышление оказывается втянутым в сферу инфантильных конфликтов и лишь психоана-литическая проработка конфликта приводит к тому, что мышление освобождается и становится способным двигаться дальше (Szekely , 1976, s. 166).

Таким образом, творческое мышление, согласно Секею, не только включает действия и операции субъекта, но представляет собой интимно-личностный процесс, непосредственно связанный с разрешением личностных конфликтов, имеющий сознательные и бессознательные фазы и протекающий на различных уровнях. Заметим, что, фактически, мышление, по Секею, включает в себя и рефлексивные компоненты (хотя сам термин автор не использует). Вероятно, можно считать, что гештальтпсихология (в лице Л. Секея), ассимилировав достижения психоанализа и генетических концепций Ж. Пиаже и Дж. Брунера, перестала существовать как самостоятельное научное направление. Показательно, что сам Секей в последних работах причисляет себя к сторонникам когнитивной психологии (Szekely , 1976, s. 141). Заметим кстати, что в книге Нормана Р.Ф. Майера, другого представителя «постгештальтпсихологии», опубликованной в 1970 году, излагаются результаты исследований процесса группового решения задач, что совершенно чуждо гештальтистским традициям в изучении мышления (Maier , 1970).

Изменения взглядов гештальтпсихологов на процесс мышления закономерны. Будучи в начале своего развития «чистым» направлением, не признававшим влияния «посторонних» факторов, гештальтпсихология столкнулась с существенными трудностями в объяснении избирательного и направленного течения мыслительного процесса. Собственный экспериментальный материал оказался значительно богаче исходных схем, что заставило вносить коррективы в концепции. Поворот к практике, в первую очередь к вопросам обучения, также обусловил изменение представлений о мышлении и его основных характеристиках. Направление эволюции гештальтистских представлений о мышлении свидетельствует, на наш взгляд, о тенденции к стихийной интеграции: к использованию комплексных описаний, предполагающих заимствования и тесное «взаимодействие», кооперацию, коммуникацию с другими исследовательскими подходами. Эта стихийная интеграция приводит к тому, что психологическая концепция выходит за «рамки» научной школы. Это неизбежно, т.к. постижение психического во всей реальной сложности вступает в противоречие с «узкими» теоретическими установками. На наш взгляд, это один из путей развития психологического знания.

  • III. Проблема психічного розвитку дитини. Якщо дитина не спроможна вирішити запропоноване завдання (до­ступне для дітей даного віку) ні самостійно

  • Интеграция научного знания является необходимым условием к постижению сложных закономерностей и глубоких связей мироздания, которые открывают путь к пониманию его как единой системы. Естественно, что этот путь предполагает и перманентный переход к новым, все более высоким уровням анализа данных, которые накапливает каждая конкретная наука. Во всем многообразии наук психологическая наука имеет очень важную в рассматриваемом плане особенность, а именно: в психологии человек предстает и как субъект, и как предмет познания.

    Проявление человека в познании – одно из основных выражений человеческой сущности. С познавательной деятельностью человека связано его развитие, формирование миропонимания и понимания своего «Я», создание науки как формы общественного сознания и всего социокультурного, духовного богатства человечества.

    Исходя из изложенного выше есть основания предположить, что интеграционные процессы в психологии имеют свою специфику. Можно выделить три самых общих направления психологической интеграции.

    Первое направление связано с самой психологией, с факторами развития психологического знания. В становлении психологии, если брать за начальную точку отсчета концепцию Вундта, это сопровождалось изменением представлений о самом предмете психологии. В качестве иллюстрации может быть приведен, например, следующий ряд: чистые элементы сознания (структурализм); сознание как адаптационный механизм, внутренние и внешние условия (функционализм); личность и психоэнергетическое равновесие (психоанализ); поведение (бихевиоризм); психическое отражение и психика как свойство физиологического субстрата – мозга (одна из концепций, наиболее распространенных вплоть до настоящего времени) и др. Получило признание и научное направление современной психологи, в самом названии которого ясно отражена его суть – когнитивная психология.

    Таким образом, можно сделать вывод, что первое направление интеграционных процессов в психологии, связанное с имманентными особенностями психологического знания, имело и имеет очень важное значение как для познания вообще, так и для познания в конкретной области.

    Второе направление интеграции в психологии связано с тем, что психологические знания все шире используются в других науках. Успешность развития многих наук и их практических приложений оказывается в настоящее время непосредственно связанной с данными теоретической и прикладной психологии. Все это имеет результатом изменение социальной роли и значимости психологии. Среди российских ученых, давших убедительное обоснование этому явлению, следует прежде всего назвать имя Б. Г. Ананьева.


    Б. Г. Ананьев показал, что из всех наук, так или иначе связанных с изучением человека, только психология может рассматриваться в качестве общего научно‑методического центра. Тем самым психология приобретает свойства системного фактора, образующего обширную научно‑практическую область (систему) человекознания. При этом психология активно ассимилирует данные других наук прежде всего с целью их психологического осмысления и дальнейшей психологизации сфер практического применения.

    Сейчас уже очевидно, насколько успешной может быть интеграция психологического знания с техническими науками, юриспруденцией, политикой, клиникой и др. По‑видимому, есть достаточно оснований утверждать важность значения этой линии психологической интеграции для познания реалий мира и практической деятельности человека.

    Третья линия психологической интеграции может рассматриваться как единство, но лишь в определенном смысле того, что было рассмотрено выше. В этой линии интеграции можно, по нашему мнению, выделить два уровня. Первый – компилятивный. В общих чертах его суть состоит в следующем.

    Некий психологический феномен используется какой‑то наукой для построения своих новых теоретических концепций. Возвращаясь в психологию, эти концепции расширяют знания о сути человеческой природы и бытия. Речь идет прежде всего о концепциях ноосферы (В. И. Вернадский, П. Тейяр де Шарден), этногенеза (Н. И. Гумилев), единства Вселенной (А. Л. Чижевский) и др.

    Следующий уровень третьей линии психологической интеграции может быть назван, по нашему мнению, конструктивным, или созидающим. Результатом его является, во‑первых, построение принципиально новой единой теории на основе трудно, казалось бы, согласующихся теоретических концепций разных наук. Во‑вторых, адекватный метод и инструмент, которые могут обеспечить успешную практическую деятельность. Все это, безусловно, предполагает в той или иной мере учет исторического и настоящего опыта всех школ мировой психологии. Стало быть, речь идет об уровне интеграции, который соответствует новому направлению в психологии, новой психологической школе. В настоящее время этим требованиям более всего отвечает психологическая школа онтопсихологии, основанная и развиваемая итальянским ученым А. Менегетти .

    Раскрывая основные положения онтопсихологии А. Менегетти, заметим, что сам термин «онтопсихология» известен давно. В концепции Б. Г. Ананьева он, например, трактуется как раздел психологии, изучающий онтогенез – развитие индивида как совокупности организменных, т. е. относящихся только к организму, свойств человека.

    В теории А. Менегетти в термин «онтопсихология» вкладывается принципиально иное содержание – это развитие индивидуальности в целом, психология Бытия в человеке. При этом важно подчеркнуть, что проблема индивидуальности в онтопсихологии не секвестрируется, а выводится на передний план как наиболее важная для современной и будущей психологии.

    Новое понимание онтопсихологии опирается на такие базовые понятия, как «Семантическое поле» и «Ин‑се». Семантическое поле как понятие отлично от используемого в филологии. Это основная информационная связь, которую устанавливает жизнь между своими индивидуациями («Я», выступающее как действующий индивид и личность).

    «Ин‑се» – средоточие Бытия. В своей главной форме Онто Ин‑се – регулятор индивида в специфицированной форме интенциональности Бытия. Онто Ин‑се на основе общего Бытия связано с Космосом, универсумом и жизнью. На основе индивидуального Бытия – с человеком как исторической самоявленностью. Через Ин‑се достигается основной результат практической онтопсихологии.

    Приводя некоторые базовые понятия и постулаты онтопсихологии, мы не имели целью дать ее более или менее достаточную характеристику. Очевидно одно – создан новый тезаурус, способный служить как интеграции собственно психологического знания, так и интеграции психологического знания со знаниями других наук.

    Если мы обратимся к той работе, которую проводит А. Менегетти по линии Международной ассоциации онтопсихологии, то нельзя не отметить, что его теория находит подтверждение в практической деятельности. Все это позволяет надеяться на дальнейшее укрепление позиций онтопсихологии в интеграции наук.

    Загрузка...