Родители Анны Герман были немцами-меннонитами, их предки перебрались в Россию еще в XVIII веке. Осев на плодородной Кубани, Германы занялись сельским хозяйством и преуспели настолько, что в тридцатых годах прошлого века были раскулачены и сосланы в узбекский городок Ургенч. Там в 1936 году в семье бухгалтера Евгения Германа и школьной учительницы Ирмы родилась дочь Анна. Отца будущая певица не помнила — спустя два года после рождения дочки его арестовали и отправили в лагерь, где вскоре расстреляли. Младший ребенок семьи — мальчик Фридрих — умер в 1939 году, не дожив до двух лет.
Мать снова вышла замуж за офицера Войска Польского Германа Бернера — так Анна Герман стала«
полькой».
Проскитавшись почти всю войну по Средней Азии и потеряв на ней второго мужа,
Ирма Герман с матерью и десятилетней дочерью в 1946 году прибыли в польский город Новая Соль. Там должны были проживать родственники Бернера,
однако война раскидала многие семьи,
и прибывших«
русских немок»(а по документам — полек) никто не встретил.
Популярное
Искусство — ненадежная профессия
Пришлось обустраиваться на пустом месте. Все трое говорили и по-немецки, и по-русски, но ни слова не знали по‑польски, так что первым делом нужно было учить язык. Больше всех в этом преуспела Анна. Потом никто не мог поверить, что польский был для нее неродным. Найдя пристанище в общежитии(одна восьмиметровая комната на троих), Ирма устроилась на работу в прачечную. У дочери рано открылись таланты к пению и рисованию, но о частных уроках или музыкальной школе не приходилось даже мечтать. Окончив школу, Анна решила было поступать на отделение живописи при Вроцлавской школе искусств, но под давлением матери с бабушкой, считавших, что нужно выбрать себе профессию понадежнее, остановилась на геологическом факультете университета.
Училась она хорошо, кое-кто из преподавателей даже считал, что ее диплом тянет на кандидатскую диссертацию. Но к последнему курсу Анна уже определилась в своем выборе — она хотела блистать на сцене. В студенческом театре не было более яркого голоса, к тому же одна из сокурсниц поспособствовала продвижению подруги — рассказала о ней в дирекции городской эстрады. Там Анну прослушали, приняли в штат и включили в новую концертную программу.
Между прочим,
начинающая певица подумывала и об оперной карьере. Ее подвел не голос,
а рост - 184 см. В консерватории,
куда она пришла на прослушивание,
профессора только развели руками: голос отменный,
но какую роль можно предложить оперной диве,
рядом с которой любой тенор будет выглядеть коротышкой. Они могли бы ей поручить разве только партию умирающей Мими в «Богеме», которую бы она пела лежа.
Незарегистрированная любовь Анны Герман
Ее рост мог стать препятствием и в личной жизни, если бы не случай. В один из жарких майских дней 1960 года высокая студентка познакомилась на вроцлавском пляже со статным интеллигентным молодым человеком. Збышек Тихольский находился во Вроцлаве в командировке, а вообще жил в столице и работал инженером в политехническом институте. Они обменялись телефонами и потом долго переписывались, созванивались, встречались. Она рассказала ему о своей семье, после чего он стал называть любимую по‑русски — Анечкой. Довольно долго они жили в разных городах: он в Варшаве со своими родителями, она во Вроцлаве с матерью и бабушкой.
Позже Збышек получил небольшую однокомнатную квартиру в Варшаве, и Анна перебралась к нему. Тем не менее официального предложения ей пришлось ждать долгих двенадцать лет. Однажды он пришел домой и просто сказал: «Знаешь, Анечка, я должен сообщить одну новость. Я женюсь». Заметив в ее глазах ужас, поспешил добавить: «На тебе». Было это весной 1972 года.
Звезда Анны Герман
Но обо всем по порядку. О том, что его Анна поет, Тихольский узнал не сразу. Прошло много времени, прежде чем она пригласила его к себе домой, познакомила с мамой и бабушкой и впервые спела в его присутствии. С тех пор ее любимый мужчина стал во многом помогать Анне. Например, часто ездил вместе с ней на выступления по всей стране. Между тем слава Анны Герман пересекла границы — приглашения на гастроли приходили из многих стран, но чаще всего из Советского Союза.
Первый раз она посетила Союз в 1964 году — уже дипломанткой Сопотского фестиваля,
где заняла второе место. Ее первая пластинка вышла также в СССР — это произошло тремя годами позже. Анна Герман уже успела стать лауреатом Сопота,
завоевав первое место и произведя фурор своими«
Танцующими Эвридиками». В те годы популярная мелодия с непонятным большинству текстом по‑польски звучала буквально из каждого окна. Миллионы советских поклонников Анны Герман вслушивались не в слова — в чарующий лиричный голос.
Оборотная сторона популярности
Гонорары тех лет не были большими, хотя Анна Герман зарабатывала немного больше своих советских коллег. У певицы была мечта — купить маме с бабушкой квартиру, чтобы они на склоне лет смогли пожить в человеческих условиях. Поэтому, когда ей предложили трехлетний контракт с итальянской звукозаписывающей компанией, Анна согласилась, не раздумывая. Контракт предполагал, говоря современным языком, «мощную рекламную раскрутку» — демонстрацию туалетов на подиуме, остроумия на телевидении и сексапильности в фотосессиях. Анна уже спустя год сравнивала себя с выжатым лимоном.
Катастрофа 1967 года и потеря памяти
А в 1967 году произошла трагедия. После одного из выступлений красный спортивный« Фиат», за рулем которого находился итальянский продюсер Анны(по другим сведениям — просто шофер), а на сиденье рядом с ним сидела она сама, ночью на горной дороге свалился в кювет. Потом выяснилось, что водитель просто задремал за рулем. Анну выбросило через лобовое стекло. Их обнаружили лишь утром.
Когда певицу доставили в миланскую больницу,
даже самые опытные врачи решили,
что дни пострадавшей сочтены: у нее были сложные переломы рук и ног,
повреждения основания черепа,
позвоночника и внутренних органов… Прибыли вызванные телеграммой Збышек с матерью,
взору которых предстало страшное зрелище — Анна в коме,
закованная в гипс от шеи до ног. В таком состоянии она пробыла 12 дней,
потом пришла в себя.
Певица провела в лежачем положении почти год и половину этого срока — в гипсе(который позже назовет«
фирменным итальянским нарядом»). Но страшнее всего то,
что Анна лишилась памяти: она не только забыла все свои песни,
но долгое время вообще не разговаривала. Когда мать и Збышек впервые услышали,
как больная что-то мурлыкает себе под нос,
у них забрезжила надежда. По возвращении в Варшаву Анне пришлось заново учиться жить. Ходить,
разговаривать,
а потом и петь.
Новая жизнь — новая« Надежда»
Снова на сцену Анна Герман вышла в 1970-м. В мире эстрады трехлетний перерыв никогда не проходит бесследно. За это время в Польше появились новые звезды, а об Анне Герман публика уже начала забывать. Зато первые же московские гастроли были по‑настоящему триумфальными. За билетами на концерты выстраивались километровые очереди, и все ведущие отечественные композиторы считали за честь предложить« нашей Ане» свои новые сочинения. Творческой вершиной стала для певицы песня Пахмутовой и Добронравова« Надежда», для Анны она стала своего рода визитной карточкой. Иосиф Кобзон позже вспоминал, что простить себе не мог, что в свое время отказался от «Надежды». А в репертуаре Герман было еще много хитов: «Когда цвели сады», «Эхо любви»… Даже романс« Гори, гори, моя звезда» Анна спела так, как давно не пели на ее родине.
Спустя три года на пике популярности Анна Герман снова пропала… У 39-летней певицы появился Збышек-младший. К этому моменту у Анны Герман было все, о чем только может мечтать творческая женщина: красота, радость творчества, слава и целый сонм поклонников, а главное — три любимых человека: мать, муж и сын.
Болезнь, которую« нельзя называть»
Однако в начале восьмидесятых Анна снова заболела. После той ужасной аварии в ее организме хронически что-то барахлило, и она научилась не обращать на боль внимания. Это стало привычкой, и поначалу Анна не восприняла всерьез постоянную боль в ноге, считая, что и эта хворь — последствие все той же автокатастрофы. Друзья уговорили ее пройти обследование, после которого врачи вынесли страшный диагноз-приговор — онкологическое заболевание.
Но, даже услышав такое, сдаваться Анна не собиралась. Для начала она наложила табу на само употребление слова« рак». А кроме того, проходя курс лечения, продолжала жить как ни в чем не бывало: записывала новые песни, готовила материалы для детской книги-сказки, вела по радио научно-популярную передачу. Ее муж вынужден был уйти с работы, чтобы целиком посвятить себя больной жене. Впрочем, помогали Анне все, кто мог. Ее поместили в лучший военный госпиталь в стране, а из Москвы от ее друзей и коллег приходили посылки с лекарствами и подарками для Збышека-младшего. Две недели она проводила в больнице, две — дома, перенесла несколько операций, только за последний год жизни восемь раз побывав под наркозом.
Анна Герман (полное - Анна Виктория Герман) родилась 14 февраля 1936 года в СССР, в г. Ургенч Узбекской ССР. Отец - Евгений (Ойген) Герман (нем. Hormann), бухгалтер из российских немцев: в годы репрессий он был обвинен в шпионаже и расстрелян, посмертно реабилитирован. Мать Ирма (в девичестве Мартенс) - представительница германских меннонитов, поселившихся в России в екатерининские времена - в XVIII веке, она была учительницей немецкого языка…
Род Германов переселился на Украину из Германии. В 1819 году прапрадед Анны Герман основал село Нойхоффунг (по-русски «Надежда») - ныне Ольгино, что неподалеку от города Бердянска, расположенного на берегу Азовского моря. Там же родился и дед Анны Герман - Фридрих Герман, который учился в Польше, входившей тогда в состав Российской Империи. Науку проповедника он осваивал в баптистско-евангелистской семинарии города Лодзь, где в 1910 году у него родился сын Ойген (Евгений) Герман - отец Анны Герман. Запись об этом до сих пор хранится в одной из лодзинских церквей. После учебы семья Фридриха Германа вернулась на Украину с девятью сыновьями и дочерьми.
В годы коллективизации Фридрих Герман был арестован (1929 г.): вердикт тройки был краток - пять лет лагерей с последующим ограничением в правах - тоже на пять лет. Через полтора года он погиб от голода и каторжных работ на лесоповале в районе Плесецка Архангельской области. Такая же участь была приготовлена и его детям, но старший сын, Вилли, сумел пробраться через Польшу в Германию, а Ойгену не удалось скрыться от преследования властей. Судьба занесла его в Донбасс, где он устроился бухгалтером на фабрику-кухню одной из шахт. Но начальство шахты сильно злоупотребляло спиртными напитками, а нести ответственность за растрату пришлось бы Ойгену. В то время за подобное преступление полагалось наказание - два-три года заключения. Но, учитывая личные «грехи» Ойгена, его вину могли помножить на семейные «грехи»: отец репрессирован, брат «сбежал в Германию». Конечно, ему грозил неминуемый расстрел, но Ойген тайком покидает дом, оставив жену Альму с маленьким сыном Руди, и отправляется в путь...
Устав от чувства опасности и одиночества в узбекском городе Ургенч, он встречает Ирму Мартенс. Она - представительница германских меннонитов, поселившихся в России (в екатерининские времена) во второй половине XVIII века, работала в школе учителем немецкого языка. Конечно, родной язык, пение под гитару сближают их. Кстати, красавец Ойген писал стихи, сочинял музыку, обладал ко всему прочему недюжинной физической силой.
14 февраля 1936 года у них родилась дочь - Анна Виктория Герман, но 26 сентября 1937 года Ойген был арестован. Долгое время никто не знал о его дальнейшей судьбе, но ныне живущий в Германии 88-летний младший брат Ойгена Артур Герман сообщает, что в 1938 году Ойген был расстрелян в Ташкенте. К сожалению, об этом Анна Герман не могла знать, поскольку только в горбачевские времена Артуру Герману удалось выяснить судьбу брата: после двух недель ожидания приговора тройки, он был расстрелян как «немецкий шпион и долголетний вредитель» (15 ноября 1957 года посмертно реабилитирован).
Через год после ареста Ойгена, семья Германов переживает еще одну потерю: от болезни умирает Фридрих - младший брат Ани. Это горе беспомощных женщин окончательно приводит к мысли, что их спасение - в побеге. Им приходится бежать и долгое время скитаться по всему Союзу - Ташкент, Новосибирск, Красноярск; Джамбул, где они вместе со всеми встречают Победу в Великой Отечественной войне, и Аня идет в джамбульскую школу - в первый класс. Здесь же, в 1943 году, Ирма Мартенс вторично «выходит замуж» за офицера Войска Польского Германа Бернера, что впоследствии служит ей поводом в 1946 году вместе с семьей переехать на его родину, в Польшу.
Поселившись в Новой Рудзи (в 1949 году они переезжают во Вроцлав), Ирма Мартенс-Бернер устраивается поденщицей и получает маленькую комнату на троих в коммунальной квартире, а 10-летняя Аня продолжает учебу в польской школе. Хорошо учится - на одни «пятерки» (кроме «четверки» по математике). Она обнаруживает, что имеет дар к рисованию, мечтает поступить в высшую школу изящных искусств. Но мать советует: «Надо выбрать какую-нибудь более практичную профессию, чтобы прокормить семью и себя».
После учебы в начальной школе и общеобразовательной гимназии для работающих учеников (одновременно с учебой Ане
приходилось работать, чтобы помочь маме прокормить семью) во Вроцлаве Анна поступает на геологический факультет Вроцлавского университета им. Болеслава Берута (1955-1961 гг.). Тут же в 1960 году она дебютирует на сцене студенческого театра «Каламбур», что становится началом её профессиональной карьеры на эстраде. И неудивительно, что после окончания университета Анна-Виктория выбирает профессию не геолога, а эстрадной певицы, тем более что уже блестяще сдан государственный экзамен тарификационной (аттестационной) комиссии Министерства культуры и искусства Польской Народной Республики и получено разрешение на профессиональную певческую деятельность на эстраде. С целью заработка и карьерного роста Анне Герман приходится много ездить по небольшим городкам Польши с концертами, пока песни в её исполнении становятся по-настоящему известными.
Это было в 1963 году, в Сопоте, на ІІІ Международном фестивале песни: Анна Герман тут занимает ІIІ место (категория «польские певцы», песня «Так мне с этим плохо» - Tak mi z tym zle - Генриха Клейне и Бронислава Брока), а в Ольштыне на Всепольском Фестивале эстрадных коллективов завоевывает первую награду солистов за исполнение песни «Ave Maria no morro». Затем она выступает в ольштенской «Эстраде» с коллективом Збигнева Хабовского, а на радиостанции Польского Радио в Ольштыне записывает пять новых композиций, в том числе и «Вернись в Сорренто».
Кстати, в этом же году Анна Герман в качестве стипендиатки Министерства культуры и искусства несколько месяцев проживает в Италии и занимается исключительно вокалом. Вернувшись в Польшу, она завоевывает множество артистических наград: например, на местном фестивале польской песни в Ополе песня «Танцующие Эвридики» в её исполнении приносит авторам песни гран-при. Но триумфальный успех к ней приходит в 1964 году, на IV Международном песенном фестивале в Сопоте, где она выступает с песней «Танцующие Эвридики» (музыка - Катажины Гертнер, стихи - Евы Жеменицкой) и завоевывает I место - в категории польских, и II место - среди международных исполнителей.
В 1964 году Анна Герман дебютирует в Москве и записывает свою первую большую пластинку «Танцующие Эвридики». Через год - еще одна удача: это был III Фестиваль польской песни в Ополе, на котором она выступает с песней «Зацвету розой» (Zakwitne roza, авторы - Катажины Гертнер и Ежи Миллера) и получает первую премию. А в V Международном песенном фестивале в Сопоте - первую награду за интерпретацию песни Марка Сарта «Бал у Посейдона». В том же году она с триумфом выступает в бельгийском Остенде и занимает III место: пожалуй, благодаря именно этому успеху выходит первый польский диск-гигант Анны Герман, которая потом становится известной во всей Европе.
В 1966 году Анна Герман заключает с итальянской студией грампластинок CDI трехлетний контракт, включающий в себя запись пластинок и участие в различных фестивалях. До своего отъезда она с гастролями побывает в Англии, США, Советском Союзе (60 концертов за месяц), во Франции. Участвует в фестивале «Братиславская Лира» в Чехословакии и в ХV Фестивале неаполитанской песни в Неаполе, а в Каннах получает награду («Мраморная пластинка») Международной ярмарки грампластинок «MIDEM».
1967 год, Италия. Анна Герман - первая польская певица, которая представляет Польшу на фестивале в Сан-Ремо, а чуть позже - очередной колоссальный успех на ХV Фестивале Неаполитанской Песни в качестве первой иностранной исполнительницы в Сорренто. Ей вручают премию «Oscar della simpatia».
Для Анны Герман шестидесятые годы были лучшим периодом жизни. Ведь все хорошо складывалось как в личной личной жизни, так и в творчестве - ей пророчат блестящую карьеру. Но на этом пике славы судьба посылает ей жестокое испытание: поздно ночью, в августе 1967 года, когда она вместе с водителем возвращалась из Виареджо в гостиницу, недалеко от Милана на горной автостраде «Солнце» происходит страшная автокатастрофа. Водитель, который вёл машину со скоростью 160 км/час, за рулём заснул, и машина врезалась в бетонное ограждение. В результате Анну Герман из машины выбросило так далеко, что поначалу её никто и не заметил. Получив сложные переломы позвоночника, обеих ног, левой руки и сотрясение мозга, она двенадцать дней не могла прийти в сознание. Тогда шла борьба со смертью, а после тяжелых операций - долгие месяцы в гипсовом корсете - борьба за выздоровление. Благодаря небывалой силе духа и кропотливым реабилитационным упражнениям она вышла из борьбы победительницей. В это время Анна диктует книгу-дневник «Вернись в Сорренто?».
Лишь к 1969 году Анна Герман впервые начинает ходить по квартире, а в Сочельник выступает по телевидению. На сцену возвращается в 1970 году: её сольный концерт в зале конгресса Дворца культуры и науки увенчался долгими овациями в честь её возвращения. В этом же году в Закопане Анна Герман и Збигнев Тухольский скромно отпразднуют свою свадьбу, а в издательстве «Искры» выходит в свет вышеупомянутая книга; и новая пластинка «Человеческая судьба» с её композициями на слова Алины Новак «Человеческая судьба», «Веточка снов», «Спасибо, мама», «Так сильно хотела».
Снова концерты и фестивали в Ополе, Советской песни в Зеленой Гуре, солдатской - в Колобжеге. На местном фестивале польской песни в 1970 году она получает награду Председателя городского народного совета Ополе за песню «Может быть», а год спустя - приз зрительских симпатий за «Четыре карты» на свою музыку и на слова Ежи Фицовского.
Весной 1972 года Анна возобновляет концертные поездки, затем приезжает в Москву и записывает песню А.Пахмутовой и Н.Добронравова «Надежда»… Именно она становится первой русской песней, которую Анна Герман исполняет впервые после своего выздоровления. Теперь очевидно, что эта песня - одна из лучших, созданных в ХХ веке на русском языке. Слова песни и её мелодия в огромном пространстве СССР становится любимой для многих миллионов людей. А скольким людям «Надежда» стала спасением и верой в хорошее будущее, она и сейчас спасает людей от тоски и одиночества, ободряет их, дарит им терпение, надежду, веру и мужество. Кстати, даже исцеляет: в Германии функционирует единственная в мире клиника - психотерапевтический центр, в котором с помощью песен в исполнении Анны Герман лечат людей от болезней.
В 1974-1975 и 1979-1980 годах она ездила с гастролями по Советскому Союзу, здесь у Анны Герман было много авторов, которые предлагали ей свои песни - это Арно Бабаджанян, Евгений Птичкин, Владимир Шаинский, Оскар Фельцман, Ян Френкель и многие другие. Песни в её исполнении стали шлягерами, а многие из них навсегда вошли в список золотой коллекции советских песен: «Эхо любви», «Надежда», «Когда цвели сады», «Гори, гори моя звезда»…
Везде её встречают овациями, приглашают спеть на бис и забрасывают сцену тысячами цветов, записанные на «Мелодии» пластинки расходятся миллионными тиражами. Билеты на её концерт на сцене Кремлевского дворца Съездов распроданы заранее, за несколько недель. Во время концерта зал в 6000 мест переполнен, аплодисменты не смолкают долго и долго…
В 1975 году Анна Герман родила сына, но очень скоро судьба посылает ей очередное испытание: в конце 1970-х годов врачи обнаруживают у неё онкологическое заболевание - рак. Первые признаки неизлечимой болезни появились в 1979 году, в Алма-Ате: во время концерта певице внезапно становится плохо. Несмотря на это, она продолжает гастроли; осенью 1980 года она совершает свои последние гастроли в Австралию, во время которых выступает практически во всех крупных городах континента. По возвращению, осенью 1980 года, она выступила с сольным концертом в Еврейском театре в Варшаве. Затем, снова больница, где ей делают несколько сложных операций, но... врачи оказываются бессильными, они не могут спасти певицу.
Одна из самых душевных певиц Советского Союза Анна Герман умерла в 46 лет от саркомы. А за 15 лет до смерти она пережила страшнейшую автомобильную аварию, получив множественные переломы. Эти полтора десятка лет были для Герман одновременно и самыми тяжелыми, и самыми лучезарными в жизни – певица, несмотря на последствия автокатастрофы, сумела обрести личное счастье и триумфально вернуться на сцену.
Почему случилась авария в Италии
По воспоминаниям мужа Анны Герман Збигнева Тухольского, его будущую супругу в 1967 году пригласили в Италию заключить трехгодичный контракт – из певицы, обладающей уникальными вокальными данными, один из местных продюсеров решил сделать итальянскую звезду. И такие шансы у Анны Герман, утверждает Тухольский, были – гастроли по Италии шли очень успешно, певицу везде тепло принимали.
Трагедия произошла, когда автомобиль с Анной Герман августовской ночью двигался в Милан, там был запланирован очередной концерт в рамках гастрольного тура. По словам Збигнева Тухольского, причиной того, что «Фиат» на большой скорости вылетел в кювет, стало состояние водителя, менеджера певицы. Тот заснул от усталости и не справился с управлением автомобиля. У водителя в результате оказалась сломана рука и нога, а Герман выбросило через ветровое стекло на два десятка метров.
Писатель Федор Раззаков в своей книге «Как уходили кумиры. Последние дни и часы народных любимцев» пишет, что у Анны Герман в итоге был сломан позвоночник, обе ноги, левая рука, было сотрясение мозга… Тухольский рассказывал о почти двухнедельном бессознательном состоянии певицы. Очнувшись, она увидела, что практически полностью загипсована.
Как она восстанавливалась
Все знакомые и друзья Анны Герман в один голос утверждают, что неоценимую помощь в трехгодичной реабилитации певицы после автокатастрофы ей оказал муж Збигнев Тухольский (они поженились, как только Анна встала на ноги, хотя знакомы были довольно давно). Збигнев вместе с матерью Анны постоянно находился рядом. Вместе с тем и сам супруг всегда подчеркивает большую волю к жизни у Анны Герман – во время болезни она написала книгу «Вернись в Сорренто?», пользовавшуюся большим успехом у читателей, начала сочинять песни. С улучшением самочувствия аккомпанировала себе на пианино. Первые несколько месяцев лечение проходило в Италии, затем Анну Герман на самолете доставили в Польшу.
У певицы был отнюдь не самый оптимальный детородный возраст (почти 40 лет), и последствия многочисленных травм также могли сказаться на беременности и родах. Однако когда Анна Герман поняла, что ждет ребенка, она твердо решила рожать, несмотря на активные уговоры врачей этого не делать. Мальчика назвали как и отца, Збигневом. Когда умерла мама, ему было всего 6 лет.
Когда у певицы обнаружили рак
Польский онколог Тадеуш Кошаровски вспоминал, что онкологическое заболевание у Анны Герман было в запущенном состоянии и, возможно, если бы певица захотела сама, ей можно было бы помочь хотя бы облегчить страдания. Но Анна Герман, по мнению многих ее биографов, долго не хотела верить в страшный диагноз и отказывалась оперироваться. Этой же версии придерживается и Ф. Раззаков, который утверждает, что первым сигналом о развивающейся болезни певицы стало ухудшение ее самочувствия во время московских концертов в 1980 году. Тогда у Герман диагностировали тромбофлебит. Певица не хотела госпитализироваться, лечилась народными средствами.
Анна Герман, оправившись от последствий автокатастрофы, очень много работала, у нее были постоянные гастроли, в том числе, и заграничные, многочисленные записи на телевидении и радио.
Когда терпеть боль уже не осталось сил, пришлось обратиться к врачам. У нее обнаружили саркому. Анна Герман перенесла множество операций. Збигнев Тухольский рассказывал, что за год их было восемь. Все эти испытания певица выдерживала с присущей ей стойкостью и мужеством. По словам мужа Анны Герман, она обещала после выздоровления, в которое свято верила, больше не выходить на сцену и посвятить себя Богу, последними ее музыкальными произведениями были религиозные композиции. Однако этим планам не суждено было сбыться – 26 августа 1982 года сердце Анны Герман остановилось.
ЭТО было как наваждение. Водопад слез, набитые битком зрительные залы и песни, которые знал наизусть весь Советский Союз. Имя этому сумасшествию - Анна Герман. Польскую певицу знал почти весь мир, даже Папа Римский Иоанн Павел II обожал ее песни. Но так неистово Анну любили лишь в нашей стране. Недавно в Москве прошел вечер памяти Герман, билеты на который были раскуплены в один миг. Человек двести, которым не хватило билетов, потом брали штурмом Политехнический музей, умоляя их пропустить. Было ощущение, что люди пришли на концерт живой Анны.
ПАЛАТА для умирающих в Милане. 12 дней без сознания. Тело от шеи до пяток - в гипсе. В бреду Анна зовет мать, которая держит ее за руку. Врачи говорят: "Если и выживет, лечение будет долгим и трудным"...
Тогда, в 1969 году, только и говорили о том, что Анна попала в страшную автокатастрофу. Но подробности этой трагедии не обнародовались. Как и вообще почти ничего не было известно о жизни Герман. Рассказать об Анне мы попросили ее мужа Збигнева Тухольского.
Аня родилась в узбекском городке Ургенч. Но она не была русской, как думали многие. По материнской линии Анна являлась голландкой из знатного древнего рода. Ее полное имя: Анна-Виктория. А свою фамилию она получила от отчима-поляка, с которым у ее матери был фиктивный брак ради эмиграции в Польшу, подальше от войны.
В СССР Анну узнали после того, как на студии грамзаписи "Мелодия" вышел ее первый диск.
Герман долго не могла найти мужчину под свой рост в метр восемьдесят. Так было до тех пор, пока она не познакомилась с симпатичным двухметровым парнем. Им оказался Збигнев. Простой инженер, он 10 лет не решался позвать Анну замуж.
Однажды ей поступило предложение из Италии подписать контракт на три года ее выступлений только в этой стране. Анна любила итальянскую музыку, знала этот язык в совершенстве. Но главное - ей давно хотелось купить квартиру маме. А итальянцы сулили неплохие деньги...
Анна не подозревала, что импресарио будут использовать ее в своих целях. С утра ее возили по домам моды, где она демонстрировала наряды, прибавляя популярности их хозяевам, подолгу фотографировалась для глянцевых журналов, а вечером пела. И так - каждый день в течение года.
Анну, которую знали как блондинку, предпочитающую длинные платья, продюсеры в Италии превращали в роковую брюнетку, надевая на нее черные парики и мини-юбки. "Меня мучили, эксплуатируя, как в Средневековье, - писала Анна в письмах, - но я шла на это, потому что мне нужны были средства". Она все же купила тогда жилье маме. А себе - не успела.
Катастрофа
НЕБОЛЬШОЙ спортивный "Фиат", на котором Анна возвращалась ночью с выступления из итальянского городка Форли, мчался на скорости 160 км/ч. За рулем сидел аккомпаниатор, который заснул. Машину внезапно снесло в кювет и несколько раз перевернуло. Анна сидела на переднем сиденье, и при первом же ударе "Фиата" о землю ее выбросило через лобовое стекло. Она пролетела около десяти метров вперед и упала на крупные камни. Помощь пришла через несколько часов.
Травмы практически не оставляли шансов на спасение: у Анны были повреждены череп, позвоночник, сломаны руки и ноги. Почти год после трагедии Анна пролежала, не двигаясь. Пять месяцев в гипсе и потом столько же - без него. Но самым ужасным для нее была потеря памяти. Она не помнила ни одной песни! И очень долго вообще не разговаривала. А потом начала что-то напевать - понемногу, еле слышно. Анна восстанавливалась с помощью специальных упражнений, но это давалось нелегко. Именно тогда она стала сочинять собственные мелодии и еще сильнее верить в Бога. По ночам, чтобы никто не видел ее беспомощности, муж сажал ее в машину и вез на окраину Варшавы, где на берегу реки она училась вновь ходить.
На сцену она вышла через три года после аварии. Первое ее выступление состоялось в Польском оперном театре. И уже вскоре приехала в Советский Союз. Здесь ее встречали как посланника мира - с транспарантами: "Мы любим тебя, Анна!" За билетами на ее концерты выстраивались километровые очереди. И она рыдала вместе с людьми, пела им о любви, чувствуя себя счастливой.
Анна решилась родить ребенка спустя почти семь лет после аварии. Это был большой риск, учитывая состояние ее здоровья и возраст: 39 лет. Через три месяца после рождения сына певица вышла на сцену. Сейчас Збигневу-младшему - 25 лет. Он вымахал ростом более двух метров, очень похож на свою знаменитую мать.
90-летняя мама Анны, Ирма, живет вместе с зятем и внуком. Она плохо видит, но еще передвигается и до сих пор слушает пластинки, на которых поет ее Аня.
Богатство
ПРИ таком голосе и умении "петь душой" Анна должна была купаться в роскоши. Гастроли по всему миру, успех. Но певица нуждалась почти до последнего. Ее личные гонорары составляли лишь малую часть того, что получали иностранные продюсеры от ее выступлений. А в советском "шоу-бизнесе" исполнителю платили гроши. За свою жизнь она успела подписать лишь два контракта, суливших ей прибыль, - с Италией и, незадолго до смерти, с Австралией.
Анна и не стремилась к деньгам. В Союз она любила приезжать, просто чтобы петь и общаться с друзьями. Были, наверное, среди советских эстрадных певцов те, кто завидовал ее успеху. Хотя, например, с Аллой Пугачевой они друг друга уважали. Анна говорила: "Она такая яркая, так заводит зал! Я бы не смогла, как она". А Иосиф Кобзон спустя годы признается, что страшно завидовал тогда популярности песни "Надежда", так как поначалу петь ее предложили ему, но он отказался.
Как-то, будучи на очередных гастролях в Москве, Анна записала на студии "Аве Мария" - акустический вариант. И отправила его в подарок Папе Римскому. Это было сделано специально, так как Иоанн Павел II в то время (а может, и сейчас) любил песни Анны. Факт их личной дружбы почти никому не был известен.
"Секс-бомба"
ЕЕ НАЗЫВАЛИ ангелом. От Анны шли мощные флюиды чувственности, которые нельзя было не заметить. Высокая, красивая - мечта любого мужчины! Сейчас бы пресса назвала ее секс-символом. В Союзе такие слова не произносились. В Италии же, когда она появлялась на улице, вслед неслось: "Вау! Секс-бомба!" Анна любила над этим подшучивать. Но какая она была на самом деле?
Герман была открытой для всех. Легко шла на контакт, не терпела фальши, очень чутко реагировала на несправедливость. Но при всей мягкости была сильной натурой, способной идти вперед, не сдаваясь.
Любила наряды неярких расцветок. Свою одежду она шила сама. Рост доставлял ей немало хлопот. Обувь ей шили по спецзаказу из-за большого размера ноги. А в советских гостиницах для нее обязательно сдвигались две кровати, чтобы она могла лежать по диагонали. Она предпочитала хорошую косметику и французские духи "Антилопа". К еде Анна относилась просто. Варила каши, борщи. Почти не ела мясо, обожала рыбу. А в гостях в Москве очень любила, чтобы на столе были картошка и селедка с луком. Она никогда не курила, из алкоголя иногда позволяла бокал шампанского.
В памяти многих певица осталась немного меланхоличной. И лишь самые близкие знали, что у Анны - натура комедианта. Она постоянно развлекала домашних розыгрышами. Даже когда тяжело болела.
Последний год своей жизни Анна чувствовала, что с ней творится неладное, но старалась не зацикливаться на ощущениях. После аварии у нее постоянно что-то болело. Когда Анна выступала, никто из зрителей не мог даже догадаться, что улыбающаяся, жизнерадостная артистка за кулисами едва не падает в обморок от болей. Но убийцей Анны стала раковая опухоль, которую обнаружили в Москве. Анна знала об этом, но долго не сдавалась. Одержимо записывала песни, ездила на гастроли, сочиняла песни. Перед смертью приняла крещение, обратившись в веру адвентистов седьмого дня. В самые последние дни, уже не имея сил встать, лежа напела на магнитофон несколько псалмов.
Она отгоняла от себя страх. Отчаяние вызывала лишь одна мысль: "Неужели я больше никогда не смогу петь?!". Анна тихо умерла во сне 26 августа 1982 года. Ее похоронили в Варшаве.
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ СУДЬБА
Воспоминания Ирмы Мартенс, матери певицы
Далек тот день, когда мы повстречались,
Года, как птицы, в дальний край умчались.
Но с той поры, но с той весны
Друг другу мы всегда верны.
Пускай у глаз морщинки набежали,
Прошедших лет минувшие печали.
Но с той поры, но с той весны,
Друг другу мы всегда верны.
Александр Жигарев. «Далек тот день»
Спустя несколько десятков лет, которые минули со времени моего выезда из Советского Союза, я возвращаюсь в воспоминаниях к минутам, там проведенным. Я пишу о моих предках - голландских эмигрантах, которые, руководствуясь великой надеждой, переселялись в Россию - прекрасную и огромную страну. Пишу о счастливом детстве, годах учения, работы, о времени великого беспокойства и странствий, вызванных бегством и розысками.
И когда я думаю о России, я думаю о песне:
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек;
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!
У меня перед глазами - в то время Великая Сибирь - край, который сердечно всех принимал.
За тех, кто попадал туда, власть была спокойна. Мало кто оттуда возвращался.
Когда мне было шесть или семь лет, мать рассказала мне о нашем происхождении. Тогда я и узнала, что родиной моих предков была Фризия - местность на севере Голландии, откуда мой предок по материнской линии эмигрировал в Россию около 1850 года.
Предок этот, меннонит, мой прапрадед граф Йохан Фризен, покинул Голландию вместе с тремя сыновьями. Четвертый сын остался во Фризии, чтобы управлять хозяйством и заботиться о банковском счете. Увы, все имение он проиграл в казино. Прапрадед, узнав об этом, сказал: «Теперь обратного пути нет и нет графского титула!» На счастье, он привез в Россию тринадцать возов наиблагороднейших семян, саженцев, а также немало движимого имущества и людей, которые работали у него в имении. Там, где он поселился, он вскоре распространил высокоразвитую голландскую культуру земледелия.
Предки по отцовской линии тоже были переселенцами из Голландии, но о них сохранилось меньше сведений.
Благодаря рассказам матери я поняла, почему в доме говорили не по-русски, а по-голландски.
Семья наша жила в колонии Великокняжеское, основанной голландскими переселенцами в 1863 году. Было это в прекрасном кубанском краю, недалеко от Невинномысска. Кубанская область граничила на севере со Ставропольской губернией, на юге достигала Кавказа, а на западе ограничивалась побережьем Азовского моря.
Я родилась 15 ноября 1909 года в Великокняжеском. В 1911 году на свет появился мой брат Вильмар, а в 1920-м - сестра Герта. Были у меня еще старшие родственники со стороны отца: Катарина, Давид, Генрих и Ханс. Вместе с родными было нас девятеро. Мой отец - Давид Петрович Мартенс родился в 1863 году, а мать - Анна Мартенс, урожденная Фризен, - 18 января 1886 года в Великокняжеском.
В мое детство и отрочество еще были живы дед и бабка со стороны матери, которые незадолго до революции вступили в общину адвентистов.
Бабка Катарина Ивановна (1859-1922), в девичестве и по мужу Фризен, - суровая, степенная и бережливая, была родней немецким Сименсам.
Дед - Абрам Яковлевич Фризен (1857-1929) одно время владел гостиницей на Украине, строил элеваторы прирасположенной недалеко от Великокняжеского железнодорожной станции Богословская. Еще он собственноручно делал очень красивую мебель. Помню его фотографию - во фраке и шелковом жилете с золотыми пуговицами и с цилиндром на голове. Мама рассказывала, что, управляя гостиницей, он укрывал в ее подвалах евреев во время погромов.
Вокруг колонии раскинулась до самого горизонта степь. В больших садах возле домов с весны до осени росло множество сортов цветов, запах которых перемешивался с запахом степных трав. В ясные дни на заре сверкали нежные, безупречно белые, как бы висящие над горизонтом, далекие вершины Кавказа. Зимой тридцатиградусный мороз сковывал степь и жилища, а укрывающий все снег придавал окрестностям сказочный облик.
Да. Прекрасно было в Великокняжеском.
Мы жили в небольшом каменном доме, скромном, стоящем на Почтовой улице. Были в доме три комнаты и кухня, в покои эти входили через пристроенную переднюю. В самой большой комнате висела прекрасная керосиновая лампа на тридцать свечей с абажуром. С другой стороны дома располагались, по старинному голландскому обычаю, конюшни и хлев. Туда входили прямо с кухни. Напротив дома был выстроен каретный сарай, вмещавшийразные средства передвижения тех времен: карету, линейку, двуколку, бричку и фаэтон - отец служил волостным курьером. Еще у нас было небольшое хозяйство. Родные арендовали, кроме этого, десять десятин земли, платя по пять рублей за одну десятину в год, чтобы был корм для коней и основные продукты - мука и масло. В саду росли абрикосы, вишни, сливы, несколько персиковых деревьев. Все владение было окружено, как изгородью, шелковицами, а перед домом, где был цветник с розами, стояли три ясеня, очень высокие, которые казались бодрствующими над жильцами дома верными стражами.
Недалеко от нашего дома, на пригорке, был построен большой дом из красного кирпича - Народный дом, в котором проходили игры, встречи, театральные представления, также и школьные. Я выступала там неоднократно. В спектакле о французской революции я, одетая в розовое платье и черную шляпку, играла даму.
Еще в Народном доме показывали фильмы. Часто вместе со школьными подругами мы смотрели сквозь стекло в зал, завороженные действием, плывущим на экране. Во время революции в доме том разместился полевой госпиталь. Поблизости стояла евангелическая церковь, к которой вела аллея. Очень мне нравилась эта церковь -белая, простая, с высокими ступенями. Среди знатных последователей веры евангельской выделялось богатое семейство Эвертов. Одна из их дочерей, очень красивая, была женой пастора.
Колония Великокняжеское, основанная голландскими переселенцами, а может быть, их потомками, рожденными уже в России, становилась местом, где охотно селились люди других народов - немцы, поляки, русские. Скорей всего, привлекали их к этому лад, порядок, достаток и хорошая организация жизни работящих людей. Знаю, что так было и в других голландских колониях. Я помню фамилии и семьи некоторых поляков, живших в Великокняжеском. Напротив нашего владения держал маленький магазин пан Гюнтер. Немного дальше, тоже на улице Почтовой были дома двух братьев Жаков - Рудольфа и Хенрика. Помню еще семью Дылеских и главу семейства, вправлявшего кости, если кто-то вывихнул руку, ногу, или повредил позвоночник. Мы, потомки голландцев, выговаривали эту фамилию как «Деляшце». Жило в великокняжеском еще семейство Кочмарков, а в недальнем Невинномысске принимал пациентов доктор Венцковский - «Frauenarat», пользовавшийся огромным уважением. Мужем моей тетки был поляк Радовский, а у мамы был двоюродный брат - лекарь Петр Завадский. Он тоже пользовался большим признанием, и когда приезжал к нам, с визитом, это было событием. В Великокняжеском и окрестностях жили, вместе с католиками и православными, адвентисты и католики - прихожане костела, бывшего в двенадцати километрах в станице Рождественской. Все эти люди жили согласно, независимо от национальности и вероисповедания относясь с уважением и пониманием друг к другу. С течением лет изменялся и стирался первоначальный голландский характер колонии.
Последствия революции 1917 года не раз охватывали тихое Великокняжеское. Зловеще дали о себе знать они в 1919 году, когда Советская власть арестовала двоих моих братьев - Давида и Генриха. Их обвиняли в том, что они, работая в волостной управе, выдали человеку, которого разыскивали революционные власти, пропуск для проезда в ближайший поселок Невинномысский. Постановление о смертной казни для братьев указывало, что они помогли известному человеку, может быть, генералу или дворянину, который скрывался. Случайные встречи с такими людьми, бродящими в изношенной одежде, заросшими, неопрятными, с нарочито грязными, как бы натруженными ладонями, не были в то время редкостью.
Помню день, когда я с родными ехала на суд над братьями в лежащую километрах в двадцати станицу Казминка. И сейчас еще неясно вижу лица родных людей, не знающих, чем закончится разбирательство. Только благодаря предусмотрительности, смелым и решительным действиям отца, знавшего местные власти, братья избежали расстрела.
В апреле 1922 года умер от тифа отец. Вместе с его уходом мы утратили основы нашего существования - маленькое домашнее хозяйство не могло обеспечить средств для жизни семьи. Немного раньше смерти отца дом покинули двое старших братьев и старшая сестра.
Все больше работала мама. Я поехала в Армавир в надежде получить работу в тамошней аптеке. Аптекарь посмотрел на наивную девушку, развел руками и сказал, что не может дать мне даже должность помощницы. Вернулась домой.
И так начался этап моей жизни, наполненный наукой, трудом и заботой о выдержке и терпении.
В 1928 году я окончила пятилетнюю гимназию - Александродарскую школу второй ступени колонии Великокняжеское. 15 июня я получила аттестат зрелости, в котором значилось, что во время учения «обнаружила особую любовь к литературе». Наверное, это была заслуга учительницы русского языка - Ольги Диевны Мазаевой, которая организовала также и наш школьный театрик. А муж ее, Фрезе, был учителем физики. Хотя я уже давно не лелеяла мечту стать доктором, решила найти работу, чтобы помогать семье - учиться не могла по той же, материальной причине. Окончание гимназии давало мне возможность поступить на учительскую должность, поэтому я решилась ехать в Западную Сибирь, где всегда было много работы. В тот же самый год в Сибирь уехали мои подруги Ольга Феттер, Анна Конрад и друг Генрих Фишер. Покидая родной дом, добавляла себе храбрости, призывая образ отца, часто повторявшего по-голландски: «Sie jeracht on fercht die fer seenem» («Поступай справедливо и ничего не бойся».) Мать и сестра простились со мной на железнодорожной станции «Невинномысск», откуда я поехала в Славгород - далеко за Омск. Оттуда - еще километров сорок до меннонитской деревни Редкая Дубрава. Деревенька была небольшая, окруженная полями и березовыми рощами. Все дома ее выстроились вдоль однойдороги-улицы: жилые дома, школа, костел, небольшой магазин и деревенское управление - дом, в котором заседал секретарь Кляссен. Я поселилась в одном из самых больших домов в нанятой небольшой комнате с отдельным входом. Одна из стен комнаты была целиком стеной печи, топка которой находилась в помещении хозяев. Зимой в этой комнате всегда было очень тепло.
Школа была трехклассной и располагалась в одном доме. Как удавалось учить одновременно двадцать восемь детей? На первой скамье сидели ученики первого класса, дальше - второго и третьего. Уроки проходили, насколько я могу судить, с хорошим результатом. Это доставляло мне много радости. Плата за мою работу была 38 рублей в месяц, из которых я высылала маме 15, ак Рождеству - 25 рублей. Посылала еще посылки с бельем и одеждой, игрушки и сладости для сестры. Мама потом часто вспоминала, как ценна была эта помощь.
Был 1929 год. Занятия в школе кончились, и я поехала на каникулы в Великокняжеское. А там в это время появился представитель создаваемого в Одессе Педагогического института, который подбирал кандидатов на четырехлетний курс. Посоветовавшись с мамой, я решила сдавать экзамен. И была принята.
Я училась на литературном факультете, который готовил учителей для немецких школ. В студенческие годы явственно чувствовалось проникновение сталинской системы во все области жизни. В то время был лозунг: «Пятилетку - в четыре года!» Об этом я должна была подготовить статью в стенную газету. По невнимательности я совершила фатальную ошибку, написав: «Четырехлетний план - за пять лет!» Легко вообразить себе, какая была реакция. Только благодаря доброжелательности преподавателей я осталась студенткой. Однако меня требовалось наказать. И от этого защитил меня наш самоотверженный декан Качоровский. Взволнованный этой историей, он сказал представителям властей несколько слов: «А вы бы хотели, чтобы она ползала перед вами на коленях?»
Родители Анны Герман - Ирма и Ойген
30 июня окончилось мое учение, и я получила диплом. Получила работу учителя немецкого языка и литературы в средней немецкой школе в селении Чебриково -около ста километров на северо-западе от Одессы. Это была типичная немецкая деревня, в центре ее стояла лютеранская церковь. Мне очень там нравилось. В Чебриково царили порядок и спокойствие.
В ту пору мама, не в силах больше управляться с домашним хозяйством, вместе с младшей дочерью Гертой оставила Великокняжеское и приехала ко мне.
Настал 1934 год. Из Чебрикова мы перебрались за тысячи километров - в лежащую у восточных рубежей Узбекистана Фергану, где служил в армии брат Вильмар. Я получила работу в школе рабочего поселка, расположенного неподалеку от местности Чимион, где были нефтяные промыслы. Судьба распорядилась так, что на этих нефтяных промыслах работал мой будущий муж Евгений Герман. Он был родом из Лодзи, где родился 25 марта 1909 года в семье евангелического пастора. Высокий, ладный, с серо-голубыми глазами и вьющимися темными волосами. Когда-то он был дирижером хора. Отлично говорил по-немецки, по-голландски и по-русски. Он читал множество книг, знал на память неимоверное количество стихов, пел, играл на гитаре и скрипке. Он рассказал мне, что бежал из Донбасса, где был занесен в «черный список»...
Наше счастье и желанный покой не продлились долго. «О вашем муже спрашивали!» - сообщила мне телефонистка. - Не слышали? В Ленинграде убили Кирова!» «Что общего имеет мой муж с этим убийством?» - подумала я. Но все стало так пронзительно и ясно - любой гражданин этой страны мог быть обвинен. Такое было время. Мы решили как можно быстрей уехать подальше, где нас не знают и не найдут. Подались в Ургенч, расположенный в северо-западной части Узбекистана, забрав и мать с сестрой. В Ургенче после армии жил мой брат Вильмар - он работал зоотехником. Сначала грузовиком мы доехали до Чарджоу, где пересели на колесный пароход. Я называла его «ковчегом». Пароход этот плыл, приводимый в движение громадным деревянным колесом. Когда он садился на мель, мужчины закатывали рукава и большими рычагами сталкивали его. На ночь ковчег причаливал к берегу. Трудности путешествия я переносила, будучи беременной. Мы добрались до Ургенча, в котором надеялись обрести покой и безопасность. Нелегко было нанять жилье -комнату в глинобитном домике с окном в потолке. Комната была очень неудобной. Мы быстро отыскали работу: я - в школе, учительницы немецкого, муж - в городской пекарне - бухгалтера. Узбеки очень уважали и ценили труд Евгения.
В день 14 февраля 1936 года родилась наша доченька. Мы дали ей имена Анна-Виктория. Радость наша не знала границ, Анечка была здоровым и красивым ребенком. Я повязала ее головку белым платочком, «выглядит, как маленькая колхозница», - писала в то время матери из больницы. Через несколько дней приехал Евгений. Шел дождь. Двухколесной «каретой» перевез нас на новую - лучшую -квартиру. Она тоже была глинобитной, но большой и с нормальными окнами - в стене. Была она на холме, вблизи пекарни. После короткого отпуска я должна была вернуться к работе. Мама приносила Анечку в школу, чтобы я могла ее покормить. Мои ученики кричали в этот момент: «Ала, Ала, оуе кельды! Сенеке кизимка чорайлек!» (Госпожа, госпожа! Бабушка пришла! Твоя девочка очень красивая!) Они радовались, видя мою девочку - светловолосую и беленькую.
Следующие полтора года текли достаточно спокойно. Я, проработав три года, получила звание учителя средней школы. Наступило жаркое лето 1937 года. Анечка заболела. Она буквально таяла на глазах. Мы всей семьей выехали в Ташкент к доктору. Диагноз: паратиф. Я решила остаться с дочкой, матерью и сестрой в Ташкенте. Мы наняли жилье в старой части города, у узбека. Когда хозяин увидел Анечку, он сказал: «Это паратиф. Я сейчас принесу лекарство».
Он дал мне плод граната, шкурку которого, по его рецепту, нужно было залить тремя стаканами воды и варить, пока не останется один стакан. Вот этот отвар мы давали Ане пить. Очень скоро дочка начала возвращаться к жизни. Хвала Богу! Муж и брат тем временем уехали в Ургенч, чтобы, устроив неотложные дела, вернуться к нам. Мы все решили осесть в Ташкенте - город этот, как и сейчас, был ухоженным, там был прекрасный и большой парк Пушкина, в котором, как в Лондонском Гайд-парке, стояли трибуны. Узбеки, одетые в яркие шелковые халаты, искусно вышитые тюбетейки, пели с них любовные песни: «Ой оподзон тента керень сыз джуда чорайлек!» (Дорогая госпожа, посмотри на меня, ты очень хороша!) Возле губ они держали фарфоровую тарелку, и обращали ее в разные стороны, а отраженный от нее голос звучал необыкновенно - вибрировал и достигал слушателей с разных сторон, а временами смолкал вовсе.
Уже в августе 1937 года я начала работать учителем немецкого языка в средней школе им. Чапаева. Мама заботилась об Ане. Мы с нетерпением ждали приезда Евгения и Вильмара. Увы - 25 сентября 1937 года муж и брат на волне общих репрессий были арестованы. Многие дни и месяцы я жила надеждой, что отыщу их, в какой бы тюрьме они ни были. Я ждала в ту пору второго ребенка и очень хотела услышать добрую весть о Евгении. Но прокурор объявил самое жестокое: «Ваш муж сослан на десять лет без права переписки с родными». «За что?» Ответа я не получила. Мне не позволили даже ни одного свидания. О брате тоже не получила никаких сведений. Настал день 28 февраля 1938 года. Опоздавшая карета «Скорой помощи» везла меня в больницу. Пришлось ей остановиться, ибо уже начались роды. Тамя и родила здорового и большого сына. Назвали его Фридрих - в честь свекра. Потом я шутила, что, когда сын пойдет в армию, то напишет в биографии: «Родился в Ташкенте на улице». Биография в СССР всегда должна была быть очень подробной.
Анечка Герман в младенчестве
И вот мне сказали, что в Москве есть контора, где можно узнать обо всех арестованных со всего СССР. «Это, должно быть, огромный дом, куда вмещается картотека миллионов арестованных, сосланных и убитых». Решила туда ехать. Малюток оставила под опекой мамы и сестры. В Москве, конечно, я ничего не узнала, хотя часами стояла в толпе женщин со всей России в очереди за информацией.
Вы откуда?
Из Ташкента.
Тами ищите, - ответили мне из окошка.
Возвращалась поездом в полном смятении. Проводницы, угощая меня чаем и хлебом, спросили, зачем я ездила в Москву.
Ты не плачь. Ты молодая, а Москва слезам не верит. Молись и проси Бога о помощи. Приезжай к нам в Сталинск. Вокруг тайга и недалеко лагерь на восемнадцать тысяч заключенных. Может, и твои там? Пойдешь и узнаешь.
Дома мы приняли решение - всей семьей ехать из Ташкента в Сталинск, расположенный в Восточной Сибири где-то между Обью и Енисеем. К сожалению, Фридрих начал в это время болеть, скорее всего, из-за жаркого климата. Полная сомнений, я в августе 1939 года оставила работу. Дирекция на прощание объявила мне благодарность и подарила дамскую сумочку.
Уникальное фото, сделанное в школе Ургенча в 1936 году. Во втором ряду сверху -родители Анны Герман: Ирма и Ойген
Итак, мы двинулись в Сибирь. По мере удаления от жарких районов Узбекистана и Казахстана сынок чувствовал себя все лучше, а около Новосибирска начал улыбаться. Анечка тоже была здорова. Мы добрались до городка Осинники в Новосибирской области, недалеко от Сталинска, где меня приняли на работу в среднюю школу № 30. Теперь нужно было как можно скорее начать искать Женю и Вильмара, пользуясь коротким летом. Я собрала посылку. Специальной железнодорожной веткой через тайгу добралась до конечной станции в районе лагеря, откуда могла дойти до лагерной администрации. В поисках канцелярии я наткнулась на человека, как оказалось, бывшего заключенного.
Я уже отсидел свое, вызвал жену из Крыма и работаю здесь. Я вам помогу увидеть списки сосланных.
В большом волнении я ждала хоть какой-то весточки от него, и вот узнала, что Вильмар - в восьмой колонии, а Евгения в лагере нет.
А в канцелярии коротко и официально, даже не взглянув на меня, ответили:
Если ваши в лагере, посылку передадим, а свидания не получите! Все!
Я боялась и рот раскрыть. Выйдя из канцелярии, я встретила того самого человека. Он предложил мне рискованную возможность перевести брата в ближнее поселение. Разумеется, за большие деньги. Намекнул и на нелегальное свидание - тоже за деньги. Пройти на территорию я могла под видом санитарки. Благодарю Бога, что этого не случилось - яне смогла бы хорошо сыграть эту роль, и, может быть, обрекла бы и себя на ссылку.
Когда настала зима, в лагерь двинулась мать - в надежде на свидание с сыном. В канцелярии услышала от начальника: «Мать, возвращайся обратно. Свидания с сыном не получишь, а посылку передадим».
Справка Туркестанского военного округа от 26 июля 1960 года о посмертной реабилитации Германа Евгения Фридриховича.
Из архива Збигнева Тухольского
Наступил 1940 год. Мы праздновали его начало в школе. И это был счастливый день. В большом зале Аня и Фридрих зачарованно смотрели на огромную украшенную и зажженную елку и слушали пение детей. В одну из этих минут Аня обняла братика и поцеловала его. Господи, Боже! Мои сироты!
Весной мы решили, что мама с Фридрихом и Аней вернутся в Ташкент. Там было много фруктов и овощей. Лучше был и климат, кроме лета, когда не шли дожди, и надо было беречь детей от зноя. Я с сестрой оставалась в Осинниках до конца учебного года. Утешала только мысль, что Вильмар получил наши посылки и понял, что мы отыскали его. Позднее он писал сестре об этом - когда смог отослать несколько писем. В Ташкенте дети заболели скарлатиной и попали в больницу. Неожиданно я получила телеграмму: «Срочно приезжай, дети больны». Я тут же выехала к матери, оставив в Осинниках сестру - вто время ученицу. Добралась я до Ташкента за пять дней, но опоздала. Когда вошла домой, увидела только Анечку. Мать с плачем воскликнула: «Сыночек не живой!». Крик и плач. Я не могла вымолвить и слова. Анечка, бледная после болезни, прижалась ко мне. Фридрих умер в больнице в мае 1940 года в день, когда его должны были выписать из больницы вместе с Аней. Мама как раз принесла одежду, и, когда вошла в палату, Фридрих был уже мертв. Похоронить его она должна была немедля. Наняла узбека, который на ослике, запряженном в возок, отвез гроб на кладбище.
Пани Ирма с Анечкой
В Осинники я больше не вернулась. Нашла работу в школе, в которой работала до отъезда в Сибирь. Неожиданно вечерний Педагогический институт пригласил меня провести занятия по лексике, фонетике и грамматике немецкого языка. Я не хотела браться за эту работу - боялась обратить на себя внимание. «Может быть, они знают, что я искала в лагерях близких, и хотят, чтобы я была перед глазами?» Но, по совету матери, я все-таки с сентября 1940 года начала работать в институте, ректором которого был Доос. Через некоторое время меня пригласили преподавать немецкий в Ташкентский университет. Я начала готовиться в аспирантуру и учить английский. Мы спокойно себя чувствовали в нанятой у доброжелательных улыбчивых узбеков квартире. Вокруг господствовал порядок, и все было, или казалось, длинным - дом, двор, вся усадьба. Хождение улицей, по обеим сторонам которой тянулись дувалы, было похоже на путешествие по ущелью. Однажды я возвращалась домой узкими улочками, полная тревожных предчувствий. Впереди медленно ехала машина - яне могла ее обойти. Рядом шел мужчина в кожаном плаще. Все двигалось в сторону, где жили мы. Я была взволнована. Однако наш дом миновали. Да. С тех пор, как не было вестей о Евгении, я жила в постоянном страхе. Мама придавала мне силы, а огромной радостью была маленькая спокойная Аня. Когда ей минул пятый годик, мы с ней пошли в магазин с игрушками. Доченька от радости целовала мне руки и выбрала только одну игрушку. В этом мнимом спокойствии я, благодаря студенту Владиславу Краузе, была предупреждена о грозящем аресте. «А несчастье не спит - всегда меня найдет». Появились опасения: «Что будет с Аней, мамой и сестрой?» Обычно детей в таких ситуациях отбирали у матерей и отдавали в детский дом, меняя им даже имена и фамилии. Но вместо этого в январскую ночь 1942 года меня разбудил стук в дверь.
Мне предъявили постановление об аннулировании нашей прописки и выселении. В этот момент Аня с мамой были в Фергане - из-за того, что не было билетов на поезд, они не могли ко мне тотчас вернуться.
Нельзя, нельзя! - крикнула проводница, когда мама с Аней хотели войти в пустой вагон. Поезд тронулся, а они остались стоять на перроне. «Я поняла, что нас выселяют», - говорила потом мама. Сидевшие в пустом вагоне проводницы открыли двери.
Мы покинули Ташкент вместе с группой жителей. Товарными вагонами нас вывезли за Бухару, в район Рометан. Поселились мы в землянке с чужими людьми. Не было работы и не было еды. Маме удалось продать немного белья за стакан крупы. Когда нашлась работа в школе, в пятнадцати километрах, оказалось, что ученики, как и их родители, не знают русского. Я не знала узбекского. Опять без работы. Вдобавок заболела Аня. Я сидела возле нее и читала сказки.
Мамочка, читай, только читай, - просила Аня. Думаю, так она забывала о голоде. В Рометане чуть не погибла моя сестра, когда отказалась сотрудничать с НКВД.
Энкавэдэшный чин хотел ее тут же застрелить - у свалки во внутреннем дворе. Сестра, парализованная страхом, медленно выходила из помещения, но в последний момент выскочила на улицу. Она немедленно решила выехать из Рометана. Добралась до Бухары, где тамошний офицер, узбек, позволил поселиться в Ургенче, где она нашла работу на аэродроме. Сестре удалось узнать, что стало с Евгением и Вильмаром. Жене достался тяжкий жребий: в 1938 году он был расстрелян и похоронен в общей могиле. «Десять лет без права переписки» - был в то время смертный приговор, о чем мы узнали через несколько десятков лет. Вильмара допрашивали непрерывно 82 часа, добиваясь безуспешно, чтобы он подписал признание в том, что он шпион. Сосланный в Сибирь, он, после получения от нас посылок, был переведен в лагерь в Котлас. Я тоже, по совету матери, покинула Рометан. Бежала с Аней в Орловку, деревню в Киргизии, где жили потомки голландских переселенцев. Получила работу в школе. Но везде были страшные бедность и голод. В Орловке я познакомилась с поляком Германом Бернером. Он помог нам пережить самые тяжелые дни, делясь всем тем, что имел сам. 4 апреля 1942 года мы поженились. Но уже в декабре меня мобилизовали в «Трудармию», то есть на принудительные работы. Как можно скорее мы должны были явиться в Ленинполе - районный центр. Мною снова овладело отчаяние. «Нет рядом матери, что будет с Аней?» Мне была дана маленькая повозка, на которую я посадила дочку, и мы путешествовали так до райцентра, в котором застали толпы женщин под охраной конной милиции. Анечка, одетая в бежевый плащик, запела грустную песню тех лет: «Мы простимся с тобой у порога, и, быть может, навсегда...» «О чем думает этот ребенок, Боже?» Вскоре мы действительно должны были расстаться. На счастье, доченька оставалась под опекой знакомой женщины. Когда мы прощались, Аня страшно плакала и кричала. До сего дня я помню это, и не могу об этом писать.
Вместе с другими женщинами меня увезли в Узбекистан, на станцию Чимион, где мы работали на строительстве дороги. Я не могла вынести тамошних квартирных условий: огромного грязного караван-сарая, где, вдобавок, останавливались узбеки со своими ослами, когда приезжали на базар. Поэтому спала на улице, где меня с легкостью обокрали.
Ты с этим пришла? Если бы корову украли - я понимаю, но тряпки? Иди себе! -услышала в отделении милиции.
Что до строительства, то я быстро заметила, что там слишком много людей. Благодаря доброжелательности и пониманию доктора, я смогла вернуться в Орловку, где уже ждала меня привезенная опекуншей Анечка, а также мама и Герман. Муж вскоре уехал, чтобы вступить в создаваемое на территории СССР Войско Польское.
Мы прощались, не предчувствуя, что больше не встретимся. Герман пропал на войне. Мы жили в такой страшной нужде, что я отважилась украсть с колхозного поля соломы, чтобы обогреть холодную комнату. Мама пекла тогда лепешки из отрубей. Мне удалось в то время выменять запас тетрадей - бумага была товаром дефинитным -на одежду. С этого времени вместо пальто у меня была военная шинель. Осенью 1943 года Аня пошла в первый класс, однако, вскоре заболела. Доктор, карачаевец, выселенный с Кавказа, посоветовал сменить климат. Мы хотели вернуться в Ташкент, но меня предупредили, что это грозит арестом, ибо обязательной была усиленная система контроля документов. Нам позволили поселиться в недалеком Джамбуле, расположенном сразу за границей, в Казахстане. Я работала учителем немецкого языка.
В 1944 году неожиданно дошла, до нас весть о смерти Вильмара. Он умер от туберкулеза 25 декабря 1943 года в лагере около Котласа. Похоронен в братской могиле, которую никогда не дано мне посетить.
В Джамбуле, где мы так и жили дальше вместе с Аней и матерью, застал нас конец войны. Как жена поляка, я собрала, вместе с матерью, документы на репатриацию. Боже, как радовались мы получению разрешения на эмиграцию. 30 марта 1946 года нам вручили постановление, разрешающее выезд в Польшу на постоянное жительство. И снова на станции - красно-бурые товарные вагоны. В этот раз мы сели в них с радостью, и 5 мая ехали на новую родину. На границе, на стороне советской, услышала напоследок: «Вы еще узнаете, что там не так уж хорошо». А я молчала и знала свое: теперь мы свободны. В Польше мы поселились сначала в Щечине-Столчине, оттуда в июле 1946 года выехали в Нижнюю Силезию в Нову-Руду. Только в 1949 году я приняла решение переехать во Вроцлав, где легко могла найти работу преподавателя иностранных языков. Аня уже бегло говорила по-польски.
Перевод Ольги Чернятьевой
Литературная обработка Збигнева Ендрыховского
14-летняя Анна Герман с одноклассницей в польском городке Шклярска Поремба. 1950 г.
Фото из архива Анны Качалиной
Из книги В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста автора Кегель ГерхардСудьба матери Но вернемся снова в 1945 год. Как-то в сентябре меня в редакции газеты «Берлинер цайтунг» посетил родич из Рансдорфа. Он принес письмо от моей матери, его двоюродной сестры. Из письма, которое едва можно было разобрать, следовало, что мать тяжело больна и что она
Из книги Знаменитые писатели Запада. 55 портретов автора Безелянский Юрий НиколаевичЧеловеческая комедия Возможно, равенство - это право, но никакая сила на земле не сделает его фактом. Оноре де Бальзак Трудно измерить влияние французской литературы на русскую жизнь. От Вольтера до Пруста, от Расина до Сент-Экзюпери. От… Тут надо остановиться, чтобы не
Из книги Фатьянов автора Дашкевич Татьяна1. Старший дворник и горничная певицы Василий Павлович Соловьев-Седой называл Алексея Ивановича «сынком». «Как они чувствовали друг друга! Если могут быть соавторы, которые созданы для того, чтобы работать вдвоем - это были два таких человека», - писал Лев Ошанин. Они
Из книги Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг. автора Петелин Виктор ВасильевичС. Бондарчук1 «Судьба человеческая – судьба народная» Режиссер Сергей Бондарчук поставил три фильма – «Судьбу человека», четырехсерийную «Войну и мир» и «Ватерлоо», идущий на экране два с половиной часа. Каждый из них становился событием в искусстве, собирал десятки
Из книги "Рот Фронт!" Тельман автора Минутко Игорь Александрович(Из воспоминаний Ирмы Тельман об отце) В сочельник отец рассказал мне еще и о таком происшествии:«Когда я был ребенком,предрождественскиедни были для меня особенно тяжелыми. У меня тогда было много работы - ведь твой дедушка наряду с извозным промыслом и продажей фруктов
Из книги Мы долгое эхо автора Герман АннаЧеловеческая судьба Воспоминания Ирмы Мартенс, матери певицы Спустя несколько десятков лет, которые минули со времени моего выезда из Советского Союза, я возвращаюсь в воспоминаниях к минутам, там проведенным. Я пишу о моих предках – голландских эмигрантах, которые,
Из книги Роден автора Шампиньоль БернарЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ Роден не отказался от идеи создать памятник Виктору Гюго для Пантеона. Два года спустя после первой неудачи он снова приступил к работе. Он решил, что постарается удовлетворить требования заказчиков - сделает фигуру писателя во весь рост, в полном
Из книги Жизнь и судьба: Воспоминания автора Тахо-Годи Аза АлибековнаЖизнь и судьба: Воспоминания Аза Тахо-Годи 18/07–05, Обретение мощей преподобного Сергия Радонежского, преподобномучениц Елисаветы и Варвары, а 17-го - царственные страстотерпцы святые Николай, Александра, Алексий, Ольга, Татиана, Мария, Анастасия Когда я вспоминаю свою
Из книги Везучий автора Таривердиев Карен МикаэловичСудьба человеческая Был у меня приятель. Был он чуточку постарше нас всех и звали его "Евгенич". И был Евгенич командиром первой роты. Хорошим командиром, надо сказать. Мы с ним не то, чтобы дружили, но отношения были достаточно теплые. Даже женщины у нас были подружками. Так
Из книги Мистика в жизни выдающихся людей автора Лобков Денис Из книги Лидия Русланова. Душа-певица автора Михеенков Сергей ЕгоровичГлава шестая СЦЕНИЧЕСКИЙ ОБРАЗ ПЕВИЦЫ «Каждая песня превращалась у Руслановой в маленькое представление, где были свои завязка, кульминация и развязка…» Наряд её никогда не походил на сценический костюм. Русланова одевалась так, как по праздникам и в церковь одевались
Из книги Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие автора Оболенский Игорь ВикторовичОльга Мчедлидзе (внучка певицы Веры Давыдовой) Правда о «любовнице Сталина» ИЗ ДОСЬЕ: «Вера Давыдова - выдающаяся оперная певица. Ее дебют на сцене состоялся благодаря атаманше-анархистке Нине Киашко в Николаевске-на-Амуре в 1917 году. Одиннадцатилетняя Вера Давыдова
Из книги Главы государства российского. Выдающиеся правители, о которых должна знать вся страна автора Лубченков Юрий НиколаевичОтвет певицы В 1765 году императрица Екатерина II пригласила знаменитую Габриэли в Петербург и ангажировала ее на два месяца. Когда речь зашла о вознаграждении, Габриэли потребовала пять тысяч червонцев.– Пять тысяч?! – удивилась императрица. – Помилуйте, мои
Из книги Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. Том 1 автора Кулиш Пантелеймон АлександровичI. Предки Гоголя. - Первые поэтические личности, напечатлевшиеся в душе его. - Характерические черты и литературные способности его отца. - Первые влияния, которым подвергались способности Гоголя. - Отрывки из комедий его отца. - Воспоминания его матери В малороссийских
Из книги La Divina – Божественная Мария Каллас автора Штейнберг АлександрIV. Переезд в Петербург. - Инстинкт таланта. - Письмо к матери о петербургской жизни. - Значение матери в жизни Гоголя. - Просьбы к ней о материалах для сочинений. - Первые попытки в стремлении к известности. - Сожжение поэмы в стихах. - Выписки из нее. - Неудавшееся желание
Из книги автораРОЖДЕНИЕ ПЕВИЦЫ Пароход под звучным именем Saturnia плавал под итальянским флагом. Бравый капитан, как и полагается итальянцу, был страстным любителем оперы. Даже во время плохой погоды он старался развлекать пассажиров своим пением. Лиза считала, что ей с девочками повезло,
Загрузка...